Латейт. Вместе с инспектором полиции Скрановичем и несколькими полицейскими он 
стал осматривать помещение, разыскивая поджигателя. Всех поразило то, что 
очагов пожара было множество и они были разбросаны по всему зданию. Зрелище, 
представшее их взорам в зале заседаний рейхстага, было поразительным. Столб 
пламени в метр шириной поднимался до потолка. Он почти не выделял никакого дыма.
 Других очагов возгорания в этом помещении не было. Очевидно, горело какое-то 
легковоспламеняющееся вещество. Это зрелище так потрясло полицейских, что они 
вытащили оружие и продолжали поиски, не выпуская пистолетов из рук. Им удалось 
проникнуть в помещение ресторана, уже горевшее, как большой костер. Повсюду 
пылали ковры и драпировки. 

В большом зале, носившем имя Бисмарка, расположенном в южной части здания, они 
внезапно наткнулись на обнаженного по пояс человека, который, весь в поту, с 
блуждающим взглядом, производил впечатление психически ненормального. Когда его 
окликнули, он поднял руки вверх и дал себя обыскать без сопротивления. В 
карманах у него нашли голландский паспорт, нож и несколько грязных бумаг. 
Скранович набросил ему на плечи одеяло и отвез в полицейскую префектуру на 
Александерплатц. 

Человек спокойно назвал себя: Маринус ван дер Люббе, родившийся 13 января 1909 
года в Лейдене, безработный, подданный Нидерландов. 

Как только стало известно о пожаре, радио объявило новость: "Коммунисты 
подожгли рейхстаг". Еще до начала расследования стало известно, что поджечь 
рейхстаг могли лишь коммунисты. В ту же ночь начались репрессии. Сразу же были 
обнародованы так называемые "чрезвычайные законы от 28 февраля", принятые "для 
защиты народа и государства" и подписанные старым маршалом. 

Наиболее тяжелый удар был нанесен по коммунистической партии, но и все газеты 
социал-демократов оказались также запрещенными. Так называемые "Декреты 
общественного спасения" отменяли большинство конституционных свобод: свободу 
прессы, собраний, неприкосновенность жилища, личности, переписки. 

Проведение в жизнь чрезвычайных законов ставило немецких граждан в полную 
зависимость от нацистского полицейского произвола. В любой ситуации полицейские 
могли действовать по своему усмотрению, не опасаясь ответственности, получали 
возможность проводить тайные аресты, бессрочные задержания без предъявления 
каких-либо обвинений, без доказательств, без судебного процесса и без адвокатов.
 Никакие правоохранительные органы не могли вмешиваться в деятельность полиции, 
не были в состоянии потребовать освобождения арестованных и пересмотра их дел. 

Гестапо сохранит все свои прерогативы до последних дней существования 
гитлеровского режима. 

В ту же ночь начались аресты в Берлине. Под покровом темноты были арестованы "в 
превентивном порядке" 4,5 тыс. членов коммунистической партии и демократических 
организаций, находившихся в оппозиции к режиму. Полицейские, штурмовики и 
эсэсовцы действовали сообща, проводили обыски, допросы, набивали полные 
грузовики подозреваемыми, которые после недолгого пребывания в тюрьме 
нацистской партии или в государственной тюрьме отправлялись в концентрационные 
лагеря, о создании которых позаботился Геринг. 

Уже с трех часов утра аэродромы, речные и морские порты были поставлены под 
строгий контроль, а поезда обыскивались на пограничных контрольно-пропускных 
пунктах. Без специального разрешения выехать из Германии стало невозможно. 
Многие из тех, кто находился в оппозиции, смогут покинуть страну, несмотря на 
трудности, но по оппозиции в целом был нанесен сокрушительный удар. Вскоре 
насчитывалось уже 5 тыс. арестованных в Пруссии и 2 тыс. в Рейнской области. 

Новым декретом, опубликованным 1 марта, были объявлены наказуемыми 
"подстрекательство к вооруженной борьбе против государства" и 
"подстрекательство к всеобщей стачке". Именно стачки нацисты опасались больше 
всего, поскольку только всеобщая стачка могла оставаться последним грозным 
оружием в руках разобщенных левых сил. Хотя компартия была обезглавлена, а 
социал-демократы запуганы до дрожи, оставались еще профсоюзы. 

Располагая огромной массой членов и активистов, профсоюзы были способны 
преградить дорогу нацистам, парализовать страну всеобщей забастовкой. 

В Германии существовали три крупных профсоюзных объединения: Немецкая всеобщая 
конфедерация труда, наиболее мощная из всех, Независимая всеобщая конфедерация 
труда, насчитывавшая 4,5 млн. членов, и, наконец, христианские профсоюзы, 
имевшие в своих рядах 1250 тыс. человек. Немецкие профсоюзы считались в то 
время самыми сильными в мире: в профсоюзных организациях состояло 85% общего 
числа работающих по найму. Эти люди помнили, во что им обошлась война, и были 
ярыми противниками милитаризма, способного втянуть страну в новый конфликт, 
платить за который пришлось бы трудовому народу. 

Эта внушительная сила, которой располагали профсоюзы, хотя и была враждебна к 
новым властителям, не смогла пойти на риск всеобщей мобилизации, чтобы отстоять