— …обычная авиационная бомба — контактный взрыватель — прямо рядом с лодкой — 
на одном уровне с орудием — невероятно — в такую темень — и тем не менее! — 
слышу я его бормотание.

Сумасшествие было гнать нас в эту трещину между двумя материками. Это не могло 
кончиться ничем хорошим… Каждый мог понять это. И Старик это знал! Знал все это 
время, с того самого момента, как по радио приказали прорываться. Как только он 
прочитал ту радиограмму, он знал, что мы наполовину обречены. Именно поэтому он 
и хотел высадить нас двоих на берег в Виго.

Что он сейчас говорит?

Все, кто находятся на посту управления, слышат его слова:

— Какая вежливая компания — у них там, наверху, победный парад!

Его ирония оказывает влияние на людей. Люди поднимают головы, начинают 
шевелиться. Постепенно работа на центральном посту возобновляется. Сгорбившись, 
ступая на цыпочках, двое моряков пробираются на корму, огибая встречающиеся на 
пути препятствия.

Я отрешенно взираю на Старика: обе руки глубоко засунуты в карманы подбитого 
мехом жилета, правая нога — на ступеньке трапа. Вырванный из темноты лучом 
фонарика, он виден всем и каждому, и заметно, что он ведет себя так же, как и 
всегда. Он даже демонстрирует нам снисходительное пожатие плечами.

Где-то гремят инструментами.

— Тихо! — тут же одергивает их командир.

Из трюма доносится бульканье. Оно началось уже давно, но я сейчас впервые 
обращаю на него внимание. Я вздрагиваю: мы лежим неподвижно. Почему же в трюме 
булькает? Черт, похоже, уровень воды под пайолами поднимается.

Старик продолжает представлять нашему вниманию весь репертуар своей героики:

— Они беспокоятся о нас. Чего нам еще желать?

Затем ужасное завывание винтов начинает стихать. Никаких сомнений — они уходят. 
Командир поворачивает голову то в одну сторону, то в другую, чтобы лучше 
слышать замирающий звук. Только я собрался вздохнуть полной грудью, как свист 
винтов возвращается назад с прежней силой.

— Интересно, — замечает Старик и кивает шефу.

Из их перешептывания я разбираю лишь:

— Не выдержали… утечка топлива… да…

Затем Старик шипит штурману:

— Как долго они уже крутятся на своей карусели?

— Целых десять минут, господин каплей! — шепчет Крихбаум. Он не сдвинулся, 
чтобы ответить, лишь едва заметно повернул голову в сторону.

— Дай бог им здоровья! — говорит командир.

Только теперь я замечаю, что второго инженера здесь нет. Вероятно, он 
отправился в кормовой отсек. Там, похоже, вышло из строя все, что только можно, 
но и из носового тоже поступили катастрофические рапорты. Я расслышал не все из 
них. Какое счастье, что у нас на борту два инженера. Такое редко случается: 
двое на одной лодке. Повезло — нам повезло! Мы падаем на дно, а милостивый Боже 
подбрасывает под наш киль лопату песка. И в довершение всего — два инженера. 
Нам везет как никогда — как утопленникам…

Старик придает своему лицу соответствующее выражение:

— Где второй инженер?

— В машинном отсеке, господин каплей!

— Пусть проверит аккумуляторные батареи.

Внезапно кажется, будто во всех отсеках одновременно наступает чрезвычайная 
ситуация. Я обращаю внимание на пронзительный свист, который уже какое-то время 
звучит в моих ушах. Его источник находится, по-видимому, в дизельном отделении. 
Течь. Наш дифферент — на корму. Мы, конечно, ударились носом о грунт, но корма 
заметно перевешивает, значит, вода прибывает в кормовом отсеке. Почему не