|
зловеще блестит пена. Чем ближе она накатывается на нас, тем все выше и выше
вырастает над серо-зеленым буйством океана. Внезапно ветер стихает. Вокруг
лодки бесцельно плещутся маленькие волны. И тут меня озаряет: Великий Отец всех
валов поставил непреодолимый для шторма барьер. Мы находимся у его подножия,
прикрытые от ветра.
— Держитесь крепче! — Берегись! — Пригнись! — орет командир во всю мочь своих
легких.
Я съеживаюсь еще сильнее, напрягаю каждый мускул, стараясь вжаться в щель между
перископом и бульверком. Сердце обрывается внутри меня. Если эта волна
обрушится на нас — Боже, смилуйся над нами! Лодке никогда не выбраться из-под
нее.
Все прочие звуки потонули в одном непрерывном высоком зловещем шипении. В
течение нескольких гнетущих мгновений я даже не решаюсь дышать. Я чувствую, как
корма лодки начинает приподниматься: ее, замершую неподвижно в наклонном
положении посреди складок водяного склона, вздымает все выше и выше, так высоко,
как никогда прежде. Ужас, сдавивший мне горло, начинает ослаблять свою
хватку — и тут вершина горы обваливается. Чудовищная палица бьет по рубке с
такой силой, что та начинает звенеть, передавая свою дрожь всему корпусу лодки.
Я слышу визжащий, клокочущий вой, и бешено кружащийся водоворот вихрем
обрушивается на мостик.
Я стискиваю рот и задерживаю дыхание. Перед моими глазами — зеленое стекло. Я
изо всех сил пытаюсь прибавить себе весу, чтобы не дать плотному потоку снести
меня с ног. Боже — неужели мы утонем? Весь мостик целиком скрылся под водой.
Наконец рубка кренится в сторону. Я выпрыгиваю из воды и хватаю открытым ртом
воздух, но тут же мое дыхание пресекается вновь. Мостик клонится все дальше и
дальше. Неужели лодка опрокинется? Как там килевой балласт? Сможет ли он
выдержать подобную ярость стихии?
Водоворот старается содрать с меня одежду. Тяжело дыша широко открытым ртом, я
сперва выдираю правую, затем левую ногу из воронки, как из капкана. Только
теперь я решаюсь поднять взор. Наша корма стоит вертикально! Я тут же
отворачиваюсь, заставляю свои колени выпрямиться и отваживаюсь бросить беглый
взгляд поверх бульверка. В глаза бросается лицо второго вахтенного офицера: его
рот широко открыт, и, похоже, он кричит что-то во весь голос. Но я не слышу ни
единого звука.
С лица командира капает вода. Поля его зюйдвестки напоминают водосток на крыше
дома. Прямой и недвижимый, он смотрит прямо вперед. Я перевожу взгляд в
направлении его взгляда.
Другой корабль должен оказаться у нас слева по борту. Внезапно он предстает
взору во всю свою длину. Тот самый вал, прошедший под нами, теперь поднимает
его к небесам. Он справляется с этим в мгновение ока. Теперь нос лодки пропал в
гуще пены. Можно подумать, что в море вышла лишь одна половина судна, позабыв
другую в гавани. От их башни, как от утеса, о который разбивается прибой, во
все стороны летят фонтаны брызг. И вот вся лодка полностью исчезает в серой
морской пене.
Второй вахтенный кричит что-то, похожее на «Бедняги!» Бедняги! Он что, с ума
сошел? Или он забыл, что нас швыряет и мотает точно так же, как и их?
Лодка продолжает разворачиваться на шестнадцать румбов[66 - 180 градусов.] .
Угол между направлением нашего носа и движением волн неуклонно сокращается.
Скоро мы сможем встречать волны прямо по курсу.
— Хорошо справились — О, черт! — ревет второй вахтенный. — Если только та —
посудина — не улизнет или выкинет — что-нибудь неожиданное!
Я тоже опасаюсь, что в таком море они не смогут удержать лодку на курсе. Наша
траектория разворота быстро сближает нас с ними. Уже волны, разбегающиеся от их
носа, который разрезает волны подобно плугу, сталкиваются с порывистыми
встречными волнами, поднятыми носом нашей лодки. В воздух взлетают столбы
воды — множество гейзеров, маленьких, больших, огромных…
Мы снова устремляемся наверх. Бешеный вал, возникший из глубин океана,
поднимает нас на своем горбу подобно сказочному Левиафану. Мы взлетаем —
Вознесение Субмарины — Kyrie eleison! Как будто стремясь преодолеть притяжение
земли, мы поднимаемся, подобно черному цеппелину, все выше и выше. Носовая
часть лодки уже высовывается из воды.
Мне кажется, что я смотрю на мостик другой лодки, как с крыши дома — господи!
Не слишком ли близко Старик подошел к ним? Мы можем рухнуть сверху прямо на них.
Но он не дает никакой команды. Теперь уже я узнаю каждого из пятерых людей,
|
|