налистов о создании собственной государственности. Литва, Латвия и Эстония 
также связывали надежды на восстановление своей государственной независимости с 
очищением  Прибалтики германской армией от большевиков.
4. Система парламентской демократии, с которой многие европейские государства 
впервые познакомились только после Великой войны, не оправдало ожиданий широких 
масс населения этих стран. Парламентская «говорильня» стала притчей во языцех. 
Широко распространенная коррупция, аферы, подкуп должностных лиц, экономические 
трудности, рост безработицы, крахи банков, разгул преступности были постоянными 
темами в средствах массовой информации. В Эстонии и Латвии демократическая 
конституция была отменена еще в начале 30-х годов, к власти пришли авторитарные 
режимы. В парламентских выборах 1933 года в Нидерландах участвовали кандидаты 
от 52 (!) политических партий. В Болгарии в 1931 году за политическую власть 
боролись 20 партий, что, в конце концов, привело к монархическому перевороту. 
То же самое произошло и в Югославии. В Румынии король Кароль фон 
Гогенцоллерн-Зигмаринген в феврале 1938 года осуществил государственный 
переворот «сверху», ибо силы, недовольные коррумпированной многопартийной 
парламентской системой («железногвардейцы» и др.) начали всерьез угрожать его 
трону. Во Франции, Бельгии, Нидерландах, Дании и Норвегии демократическая 
система в равной степени пострадала от последствий всемирного экономического 
кризиса. Поскольку правительства, ввиду многопартийности, могли формироваться 
исключительно на коалиционной основе, проведение в жизнь необходимых мер 
поневоле основывалось на компромиссах, не удовлетворявших, в конечном итоге, 
никого из партнеров по политическим коалициям (не говоря уже о простом народе!).
 Поэтому не представляется удивительным повсеместное возникновение в Европе 
фашисткских партий и организаций, пропагандировавших преимущества авторитарных 
и корпоративных государственных систем, как способных эффективнее справляться с 
грузом пороблем, под бременем которых буквально задыхались 
либерально-демократические кабинеты. Наблюдая за экономическими успехами, 
достигнутыми Германией при Гитлере, начиная с 1933 года, многие европейцы 
начинали верить в то, что парламентская демократия отжила свое и либеральная 
эра близится к своему неминуемому концу.
5. Во всех государствах Европы (но в особенности – Восточной и Центральной 
Европы) после Первой мировой войны (как, впрочем, и до нее) был широко 
распространен антисемитизм (точнее – юдофобия). В состоявшей из 25 пунктов 
политической программе гитлеровской НСДАП антисемитизм впервые был 
сформулирован в качестве отдельного пункта. С этим пунктом солидаризовались и 
идентифицировались и многие граждане других европейских стран, опасавшиеся 
подчинения как им казалось, интересов господствующих наций своих стран 
интересам иудейского меньшинства, или же боявшиеся не выдержать конкурентоной 
борьбы со своими согражданами еврейского происхождения. Особенно глубокие корни 
антисемитизм имел во Франции, Румынии, Польше, Югославии и Венгрии. В других 
странах Европы (Нидерландах, Италии, Бельгии, Дании, Норвегии, Болгарии)  евреи 
превратились в коллективный «образ врага» лишь под воздействием 
национал-социалистической пропаганды в годы германской оккупации.  
6. Многие скандинавы, голландцы, фламандцы и швейцарцы находили в идеологии 
национал-социализма, пропагандировавшей примат всего «нордического» и 
«германского» подтверждение свое принадлежности к избранной элите белой расы. 
Согласно расовому учению нацистов, они уже самим своим происхождением были 
призваны вершить великие дела. Гитлер обещал разделить с ними власть над 
грядущей «новой Европой» и прилечь их к осуществлению своих планов расширения 
«германского жизненного пространства» (ареала, «лебенсраума») за счет обширных 
и малонаселенных территорий на Востоке. Поэтому еще до начала германо-советской 
войны многочисленные контингенты добровольцев из числа представителей этих 
народов уже служили в рядах вермахта или Ваффен СС. 
7.  С момента Октябрьского переворота 1917 года и развязанной советскими 
большевиками кровавой многолетней войны против народов России широкие круги 
европейской общественности рассматривали СССР, открыто претендовавший на 
мировое господство, в качестве главной угрозы для Европы. Марксизм превратил 
лозунг о гибели капитализма в «научно обоснованный» тезис. Засевшее в красной 
Москве советское руководство во всеуслышание грозило «на горе всем буржуям» 
раздуть «пожар мировой революции». Коминтерн, окопавшийся в той же Москве, 
простирал из нее по всему миру свою красную паутину, управляя щедро 
финансируемыми им по своим тайным каналам коммунистическими партиями всех стран 
и призывая «пролетариев всех стран» на «последний и решительный бой». В Испании 
и Франции при советской поддержке пришли к власти состоявшие из коммунистов, 
социалистов и масонов правительства Народного Фронта. Стремясь не допустить 
чего-либо подобного в других странах, свободная пресса непрестанно публикаовала 
материалы о чудовищных злодеяниях, творимых советскими властителями за 
«железным занавесом» (хотя сам этот термин был изобретен позднее) – убийстве 
Царской Семьи, жестокостях большевиков до, во время и после гражданской войны, 
расстрелах заложников, преследовании верующих, закрытии и ограблении церквей, 
экспроприациях, насильственной коллективизации как востановлении крепостного 
права, раскулачивании, расказачивании, «чистках», показательных процессах, 
бессудных убийствах, концентрационных лагерях, массовом терроре ЧК, ГПУ и НКВД 
и т.д. Многие жители Западной и Северной Европы, устрашенные перспективами 
захвата своих стран красной «армией мировой революции» (Польша, Финляндия) или 
в результате коммунистического заговора (Эстония), не видели никакой 
действенной альтернативы агрессивному советскому коммунизму, кроме идеологии 
национал-социализма, и склонны были опираться на Третий рейх, как на 
единственный оплот в борьбе с большевизмом. Ибо ни в одной стране Европы в 
описываемое вр