| |
Из высказываний этих трех человек можно было ясно понять, что эта директива о
развертывании представляла собой план ведения военных действий, навязанный ОКХ
Гитлером. Было очевидно, что эти руководящие деятели ОКХ, как и сам командующий
сухопутными силами, относились к мысли о наступлении немцев на западе
совершенно
отрицательно. Они считали, что такой план не является правильным путем
завершения
войны. Кроме того, из их высказываний можно было заключить, что они не верят в
то, что
германская армия будет в состоянии одержать решительную победу на западе. Это
впечатление нашло затем подтверждение при ознакомлении с директивой о
развертывании, о чем пойдет речь дальше, а также усилилось впоследствии при
посещениях командующего сухопутными силами и его начальника Генерального Штаба,
неоднократно бывавших в штабе группы армий.
Было ясно, что можно было придерживаться различных точек зрения по вопросу о
целесообразности и перспективах успеха наступления немцев на западе, особенно в
тот
период поздней осени или зимы 1939 г. Ужасное впечатление произвел на меня тот
факт,
что роль ОКХ в руководстве операциями сухопутных сил в значительной мере
уменьшилась. И это после только что одержанной победы в одной из самых
блистательных кампаний немецкой истории!
Правда, Гитлер еще раньше, во время судетского кризиса, не посчитался с мнением
ОКХ.
Но тогда речь шла о совершенно иных вещах. Тогда решался вопрос не о
руководстве
военными действиями, а о политической проблеме. Основой разногласий между
Гитлером и ОКХ - в первую очередь начальником Генерального Штаба генерал-
полковником Беком - являлся не вопрос о руководстве операциями сухопутных сил,
а о
том, приведет ли наступление на Чехословакию к вмешательству западных держав и
тем
самым к войне на два фронта, с которой германская армия не могла бы справиться.
Решение этого вопроса было, в конечном счете, делом политического руководства,
которое могло принять политические меры, для того чтобы избежать войны на два
фронта. Таким образом, если тогда командующий сухопутными силами признал примат
политики, то он тем самым взял на себя в военном отношении тяжелую
ответственность,
но не отказался от данной ему прерогативы в своей узкой области.
Во время польского кризиса подобных разногласий между Гитлером и ОКХ не
возникало.
Во всяком случае, мы, третьи лица, не замечали ничего подобного. Я думаю, что
[74] ОКХ
тогда - после того как Гитлер в случае с Чехословакией оказался прав в
отношении
оценки позиции западных держав - надеялось, что то же случится и во время
событий
осени 1939 г. Во всяком случае, я предполагаю, что ОКХ, точно так же, как и мы
в группе
армий "Юг", в те решающие дни в конце августа до конца считало, что все
окончится
политическим урегулированием, как это в свое время было сделано в Мюнхене.
Впрочем,
в польскую кампанию Гитлер не вмешивался, если не говорить о его предложениях
относительно развертывания сил германской армии в Восточной Пруссии, с которыми
ОКХ согласилось.
Теперь, однако, дело обстояло совсем по-иному. Правда, нельзя оспаривать то,
что вопрос
о продолжении войны после поражения Польши и о методах ее ведения был вопросом
общего руководства военными действиями, окончательное решение по которому
должен
был принимать Гитлер как глава государства и верховный главнокомандующий
вооруженными силами. Но когда предстояло решить вопрос о методах проведения
наступления сухопутных сил на западе, для этого было необходимо установить,
смогут ли
они решить эту задачу, а также когда и где должно проводиться наступление. В
этих трех
вопросах примат командования сухопутных сил был несомненным.
Во всех этих трех вопросах Гитлер, однако, поставил ОКХ перед совершившимися
фактами, известив 27 сентября командующих тремя видами вооруженных сил без
предварительного согласования этого решения с командующим сухопутными силами,
что
он решил начать наступление на западе еще осенью 1939 г., нарушив нейтралитет
Голландии, Бельгии и Люксембурга. Это решение нашло вскоре свое отражение в
директиве Главного штаба вооруженных сил (ОКВ) от 9 октября 1939 г.
|
|
