свешивались траурные флаги.  Несомненно, горожане пользовались
случаем продемонстрировать  свою  скорбь по поводу иностранной
оккупации.
     Перед похоранами  тело  Гейдриха в течении двух дней было
выставлено для прощания во дворце на Вильгельмштрассе, где на-
ходился его  превосходно  меблированный  кабинет.  В первый же
день утром Гиммлер вызвал к себе всех руководителей отделов. В
своем коротком выступлении он отдал должное заслугам Гейдриха,
его характеру, высоко оценил значение его трудов. Он как никто
другой руководил работой гигантского аппарата РСХА, созданного
и направлявшегося им.  Фюрер дал согласие на то, чтобы на пер-
вое время,  пока  не  избран преемник Гейдриха,  Гиммлер лично
возглавлял управление.  Он призвал начальников отделов  прило-
жить все  усилия и потребовал не допустить возникновения конф-
ликтов между ними.  Он предостерег их от взаимной вражды и по-
пыток узурпировать власть.  За это фюрер пригрозил суровым на-
казанием. Указывая на тело погибшего и обращаясь по очереди  к
начальникам отделов,  Гиммлер по сути дела, устроил им суровую
головомойку, с язвительной иронией перечисляя их недостатки  и
промахи. Наконец  очередь  дошла  и до меня.  Я весь напрягся,
ожидая когда холодный душ упреков обрушился на меня.  Гиммлер,
должно быть,  почувствовал  мое  состояние.  По  его мертвенно
бледному лицу промелькнула тень  улыбки.  Он  некоторое  время
смотрел на меня и затем,  больше обращаясь к остальным, чем ко
мне, произнес:"Шелленберг возглавляет,  самый трудный отдел  и
он самый молодой из вас.  Но как бы то ни было, человек, с ко-
торым мы сейчас прощаемся, посчитал, что он соответствует сво-
ей должности и назначил его руководителем отдела.  Я тоже счи-
таю, что он в состоянии решить стоящие перед ним задачи. Самое
главное, он неиспорчен.  Господа,  вы лучше,  чем кто бы то ни
было знаете какие препятствия вы ставили на его пути. Вас воз-
мущает его молодость, и то, что он не является ветераном наци-
онал-социалистической партии.  Я не вижу никаких оснований для
вашего недовольства и хочу раз и навсегда обьяснить, что реше-
ния по этому вопросу принимаю не только я.  Он,  так  сказать,
любимое дитя  наших руководящих кадров,  и поэтому я особо его
поддерживаю. Я открыто говорю об этом в его присутствии, пото-
му что так думал ваш убитый шеф,  и я считаю Шелленберга слиш-
ком умным, чтобы возгордиться, услышав мои слова. Напротив на-
деюсь, они  подвигнут  его  на более тщательную и плодотворную
деятельность в решении стоящих перед ним  задач.  Если  у  ко-
го-нибудь есть  желание  что-либо добавить по этому или другим
вопросам, он может высказаться..."
     Воцарилась гнетущая  тишина.  До  этого момента я был от-
носительно спокоен,  но тут начал краснеть - и все больше, так
как Гиммлер  снова вернулся к этой теме,  заявив,  что с этого
момента он желал бы работать в тесном контакте  со  мной,  что
ему нужны мои таланты, и он хочет, чтобы я общался к нему, как
можно чаще. Затем, довольно резко он закрыл заседание.
     В тот  же вечер,  Гиммлер снова собрал всех руководителей
РСХА в кабинете Гейдриха.  На  заседании  также  присутствовал
обергруппенфюрер СС  Карл  Вольф.  На сей раз Гиммлер произнес
речь, в которой охарактеризовал важнейшие вехи карьеры Гейдри-
ха и указал на то,  что руководители СС обязаны хранить память
о своем погибшем шефе. Эта память должна вдохновлять их на са-
моотверженный труд  и  образцовое поведение.  Он закончил свою
речь указанием на возрастающее значение нашей работы за грани-
цей, и выразил надежду: что в ходе ее мы избавимся от ошибок и
сумеем преодолеть слабость традиций: пока же наши достижения в
данной области  все  еще  нельзя  сравнить с достижениями бри-
танской разведки.  Поэтому нашим девизом должно быть:"Мое оте-
чество, право оно или нет", точно также как девизом нашего от-
дела - СС - "Моя честь - в верности".
     На панихиде  в рейхсканцелярии,  предшествовавшей похоро-
нам, с речами выступили Гитлер и Гиммлер.  Это был чрезвычайно
впечатляющий спектакль, в котором в полной мере проявилась тя-
га Гиммлера к помпезности и театральным эффектам.  Оба, и Гит-
лер и Гиммлер,  говорили в своих речах о "человеке со стальным
сердцем". Я не мог избавиться от ощущения,  что вся церемония,
в которой  участвовали все министры,  статс-секретари,  высшие
партийные чиновники,  члены семьи выглядела как картина  эпохи
Возрождения.
     Гроб опустили в могилу,  я с удивлением увидел  плачущего
Канариса. Когда мы стали уходить,  он бросил мне голосом, пре-
рывающимся от волнения:"Все-таки он был великим  человеком.  В
его лице я потерял друга."