чал свою речь 
просто и доходчиво:
    — Одни говорят, что Примаков находится на своем месте, другие — что он не 
компетентен и здесь должен сидеть профессионал. Давайте посоветуемся, обсудим 
этот вопрос и совместно примем решение.
    Своего рода исключительное событие. Торжество демократии! Глава государства 
совместно с руководящим составом разведки решает жизненно важный для нас вопрос.

    Идя на это совещание, я, естественно, готовился выступить, вспоминал 
какие-то факты, подбирал аргументы, мысленно обосновывал необходимость 
оставления Примакова в кресле начальника разведки.
    Когда Ельцин открыл дискуссию, первым взял слово ныне покойный заместитель 
директора СВР, эрудит и книгочей, Вячеслав Иванович Гургенов, оставивший в 
нашем ведомстве неизгладимый след и прекрасную память. Он, в свойственной ему 
четкой и лаконичной манере, изложил свои соображения о необходимости оставить 
Примакова на посту руководителя разведки. В конце его выступления я 
почувствовал, что надо взять слово и мне, как старшему по возрасту и по стажу 
работы в разведслужбе. Мое выступление было более пространным.
    Во-первых, я высказался в том смысле, что нынешний директор вовсе не 
новичок в разведке, что он и ранее выполнял важные разведывательные задания, 
имел постоянные контакты с Первым главным управлением КГБ, будучи журналистом и 
директором академических институтов, и не утратил связи с разведкой, находясь 
на ответственных государственных и партийных постах.
    Во-вторых, в сложившихся ныне условиях на посту директора СВР 
целесообразнее иметь известного политолога, ученого и авторитетного человека в 
государстве, нежели чем просто опытного профессионала. Профессионалами же
285
являются все нынешние заместители директора, так что в руководстве разведки уже 
существует слаженный оркестр.
    В-третьих, Примаков за короткий срок в разведке успел сделать многое: 
сохранил ее кадры и определил ее место и значение в условиях новой российской 
действительности.
    В-четвертых, я рискнул сказать, что выражаю общее мнение коллектива о 
Примакове,
    Затем, затаив дыхание, я стал слушать других выступающих, следя в то же 
время за реакцией президента. Высказалось человек двенадцать. Мнение было 
единогласным: Примаков нужен во главе разведки.
    Подводя итоги, Б.Н.Ельцин сказал:
    — Многие лица из моего окружения советовали мне заменить Примакова, но я 
понял в результате состоявшегося обмена мнениями, что они были не правы.
    Я должен также сказать, что когда я был в опале и подвергался всяческому 
шельмованию, Евгений Максимович был одним из немногих государственных деятелей, 
которые относились ко мне по-человечески и не стеснялись подавать мне руку. Так 
тому и быть! — Вслед за этим глава государства взял предусмотрительно 
заготовленный проект указа о Примакове (были и другие заготовки) и прилюдно 
подписал его.
    В своем заключительном слове президент назвал как раз одну из характерных 
черт Примакова — его доброжелательное отношение к людям, независимо от 
политических или идеологических воззрений. У нас ведь как воспитывались 
послереволюционные поколения? Очень просто: раз ты идейный противник — значит, 
ты и мой личный враг.
    Примаков же мог с кем-то расходиться в политических или научных взглядах, а 
также по вопросам этики, морали и поведения, но при этом мог относиться к этому 
человеку сочувственно и даже дружески. Раньше меня, признаться, удивляла эта 
всеядность или, выражаясь научно, поливалентность Евгения, но теперь я вижу в 
этом скорее проявление мудрости, так как при полном разбросе и полярности 
политических мнений и различном образе самой жизни в нашем нынешнем российском 
обществе жить по-иному вообще было бы просто невозможно.
    Недоброжелателей Примакова раздражает факт его непотопляемости. «Почему, — 
вопрошают они,— он так долго
286
находится на верхней ступени нашей государственности: и при Брежневе был 
Примаков, и при Андропове, и при Черненко, и при Горбачеве, и при Ельцине? Это 
же вопиющая беспринципность!»
    Прежде всего надо сказать, что при Брежневе, Андропове и Черненко никаких 
партийных и государственных постов Примаков не занимал, а функционировал в 
сфере науки, выполняя при этом, как и многие другие руководители академических 
институтов, поручения политического характера. Но не это главное. Основным в 
политическом поведении Евгения является то, что он всегда хотел работать на 
благо своего государства, приносить ему пользу и получать личное удовлетворение 
от хорошо сделанной работы, а вождей себе он никогда не выбирал. Скорее 
наоборот: Горбачев взял его себе в ближайшие сотрудники как человека знающего и 
деятельного. К сожалению, подобных людей было мало в окружении первого и 
последнего президента Советского Союза.
    Есть у Евгения Максимовича еще одна особенность, которая меня всегда 
удивляла, а иногда и раздражала: его доверчивость к окружающим. Все у него 
хорошие, все знающие, все добрые. «Откуда такая наивность?» — думал я. 
Оказалось, что это тоже его позиция, метод, философия. Скажем, будучи уже 
директором СВР, к подавляющему большинству своих партнеров в силовых структурах 
и государственных учреждениях он относился с большим доверием и высказывался о 
них только в положительном ключе.
    В конечном счете позиция Примакова оказалась беспроигрышной. Он создавал 
вокруг себя как бы положительное поле, и никто никогда не мог его упрекнуть в 
предвзятости, недоброжелательности, в нежелании сотрудничать и 
взаимодействовать.
    Вообще, в том, что касается отношений с коллегами и подчиненными, Примаков 
всегда проявляет терпение высшего порядка. Лишь многократно и до конца