этот 
вид вооруженных сил. Поскольку мне было запрещено лично участвовать в боевых 
действиях против англичан, я старался выполнять свои обязанности командующего, 
следуя за участниками боевых вылетов, когда они выходили за пределы 
контролируемого 
нами побережья пролива и направлялись в сторону побережья противника. Время от 
времени я все же пытался вмешаться в проведение той или иной операции. Что я 
делал 
постоянно, так это пытался уловить изменения в настроении наших людей, проводя 
переговоры с офицерами и экипажами, возвращавшимися на свои базы. Я изо всех 
сил 
старался быть в курсе того, о чем думают и что чувствуют мои подчиненные, что 
заботит 
их, и отдавал приказы с учетом этого. Впрочем, осмелюсь заметить, что временами 
эта 
моя привычка становилась чересчур навязчивой и надоедала летчикам. Я понял это, 
когда 
наши боевые части и подразделения начали взлетать для выполнения заданий с 
аэродромов, находящихся слишком далеко к северу и к югу от меня, чтобы я мог их 

опекать. [100] И все же я думаю, что моя бдительность помогла сократить наши 
потери; 
ведь если я видел, что боевые порядки части или подразделения нарушены, я 
отдавал 
летчикам по радио приказ вернуться на базу. Похоже, и на этом, и на втором 
этапе 
воздушной битвы за Англию наши летчики опасались не столько противника, сколько 

своего зануды командующего!
* * * 
В своей книге "Их звездный час" Черчилль утверждает, что Англия вынуждена была 
считаться с угрозой вторжения. Из этого можно сделать вывод, будто Германия 
явно 
склонялась к тому, чтобы пойти на этот риск. Однако, если верить Черчиллю, 
проведению операции воспрепятствовало то, что "немцы не смогли добиться 
господства в 
воздухе". Я согласен с Черчиллем в том, что основное противодействие идее 
вторжения 
исходило от немецких военно-морских сил, командование которых очень ясно 
осознавало 
оперативные сложности, которые возникли бы у него, если бы операция "Морской 
лев" 
состоялась. "...Безраздельное господство в воздухе над проливом, являвшееся 
необходимым оперативным условием вторжения, не было достигнуто". То, как Редер 
умудрился представить Гитлеру все аргументы против операции, добиваясь, чтобы 
она 
была отложена, а то и вовсе отменена, просто поразительно. Коротко говоря, 
выходило, 
что во всем виноваты ВВС. Между тем я лично целыми днями вел наблюдение за 
зоной 
пролива с моего командного пункта на мысе Гри-Не и при этом не видел никаких 
признаков того, что господство в воздухе принадлежало противнику. Я не видел 
явной и 
постоянной угрозы ни со стороны его военно-морских сил, ни с какой-либо другой. 
Это 
же подтверждали и мои летчики. (Здесь, возможно, имеет смысл упомянуть о том, 
что 
наши потери от воздушных атак англичан против наших небольших конвоев - 
понтонов и 
барж - между Сицилией и Тунисом, имевших место несколько позднее, были 
минимальными благодаря мощи нашей противовоздушной обороны.) [101] 
Если бы Гитлер действительно хотел осуществить операцию вторжения, он бы, как 
Черчилль, который по характеру в этом смысле походил на фюрера, вник в каждую 
деталь 
плана (как это было в случае вторжения в Норвегию) и навязал бы свою волю всем 
трем 
видам вооруженных сил. В этом случае не было бы отдано так много весьма 
туманных 
приказов, мешавших достижению согласия между командующими сухопутными 
войсками, ВВС и ВМС. 
Я могу лишь восхищаться той энергией, с которой британское правительство 
взялось за 
подъем оборонного потенциала своей страны. Тем не менее, моя точка зрения, к 
которой 
я пришел благодаря моему опыту проведения наступательных операций в предыдущих 
кампаниях, состоит в следующем. Ценность укреплений и других препятствий, 
мешающих 
противнику развивать наступление, не подлежит сомнению. Однако чрезмерное 
внимание, уделяемое этому элементу обороны, может обернуться неприятностями, 
если в