удобная местность, не позволяющая противнику зайти во фланг. Такая местность 
существовала в предместьях лишь небольшого количества городов, и уже по одной 
только 
этой причине приказ фюрера нуждался в умелой интерпретации. Именно исходя из 
вышеизложенных принципов, мы действовали в ходе всей Западной кампании - в 
соответствии с моими приказами мы сражались не в городах, а за городами, причем 

выбирали место для ведения боевых действий, исходя из характера местности, 
имеющихся 
сил и средств и состояния войск. Оборона Людвигсгафена, Касселя, Айзенаха, 
Швайнфур-
та, Нюрнберга и Мюнхена говорит сама за себя. 
На бои за Вюрцбург повлиял упомянутый приказ фюрера, полученный непосредственно 

перед их началом. Неоправданный с военной точки зрения, он был инспирирован 
гауляйтером. 
Оборона Швайнфурта, за которой я наблюдал весьма пристально, осуществлялась 
вдали 
от города. Наш оборонительный заслон имел круговую форму, что стало [426] 
возможным 
благодаря наличию у нас большого числа зенитных батарей. Когда кольцо обороны 
было 
прорвано, наши боевые действия, равно как и работу городских 
шарикоподшипниковых 
заводов, пришлось автоматически прекратить. 
Если бы приказы были выполнены, битва за Нюрнберг также происходила бы за 
пределами города и в его предместьях. Но, поскольку Нюрнберг был городом, где 
проводились священные "партийные фестивали", гау-ляйтер не подчинился моим 
приказам, продолжил бой, когда его пора было прекратить, и в результате сам 
погиб. 
Фактически Нюрнберг сковал больше сил противника, чем можно было ожидать и чем 
это было необходимо. Я сам был в Нюрнберге 16 апреля, направляясь в штабы 1-й 
армии 
и группы армий О. Как раз во время моего пребывания там по Нюрнбергу был 
нанесен 
бомбовый удар, и я своими глазами видел, какой ущерб был причинен городу. Такой 
же 
ущерб могли вызвать уличные бои, трагические и совершенно ненужные. 
Я дважды категорически запрещал оборону Мюнхена, "столицы нацистского движения",
 
хотя местный гауляй-тер всячески пытался мне ее навязать. 
Даже если тактическая ситуация требовала упорной обороны того или иного города, 
эта 
оборона никогда не доходила до крайностей в духе упомянутого приказа Гитлера. Я 
не 
знаю ни одного такого случая. 
Подрыв мостов
Ремаген, Ханау и Ашаффенбург были убедительными примерами того, что может 
произойти, если вовремя не подорвать мосты. Однако ни эти уроки, ни 
неоднократные 
строжайшие указания Гитлера на этот счет не возымели эффекта. Хотя фронт в 
районе 
Дуная был стабилизирован, мост в районе Диллингена, несмотря на специальные 
предупреждения, 23 апреля оказался в руках американской 12-й бронетанковой 
дивизии. 
Та же история произошла и в других местах. Эти-примеры вопиющей халатности 
наглядно продемонстрировали непригодность к военной службе значительного числа 
[427] призванных в последний период людей, когда мы в этом смысле, что 
называется, 
наскребали по сусекам последнее. Их некомпетентность выражалась и в неумении 
отличить важное от не важного и проявилась, наряду со всем прочим, в том, что 
время от 
времени эти люди начинали взрывать все мосты подряд. 7-му военному округу и 
другим 
административным центрам просто необходимо было сохранить значительное 
количество 
мостов, имевших важное экономическое значение, хотя, разумеется, они имели 
определенную ценность и с военной точки зрения. В подобных случаях я запрещал 
подрыв и возлагал на нижестоящих командиров ответственность за принятие иных 
мер 
безопасности. Ведь, в конце концов, имелось много других, зачастую более 
эффективных 
способов обеспечить безопасность, чем применение взрывчатки. 
Альпийская крепость
Когда где-то в районе 20 апреля в мой штаб, располагавшийся в Мотценхофене, к 
северу 
от Мюнхена, пришел приказ об обороне Альпийской крепости, я задумался, пытаясь 
ясно 
понять, что это повлечет за собой. Об Альпийской крепости написано очень много,