у Гитлер именно в эти критические дни, когда он 
видел надвигающееся на него сейчас, но ожидавшееся им лишь позднее огромное 
столкновение, не вернулся к своему принципу «я могу ждать»? На это были две 
причины. Переговоры со Сталиным и требования советского диктатора, которые 
Гитлер широким жестом выполнил, подтвердили ему опасность большевизма. Надежда 
же фюрера на то, что Англия предоставит ему на Востоке свободу рук для защиты 
Европы, а тем самым и для сохранения Британской империи, оказались разрушенными.
 Обе эти опасности Гитлер считал возможным отвратить быстрыми действиями. Уже 
сама по себе победа над Польшей могла бы изменить положение.
 Насколько трезво и реалистически оценивал фюрер позицию своих противников, 
настолько же непонятны были его надежды на поддержку со стороны европейских 
держав в том случае, если он начнет борьбу с большевизмом. Это было такой же 
ошибкой, как и тот факт, что Гитлер недооценивал возможность экономической и 
военной помощи Англии со стороны Америки. Когда же его внимание обращали на 
данное обстоятельство, он, в зависимости от собеседника, отвечал, что еще 
задолго до вмешательства США разрешит все проблемы в Европе, ибо «горе, если он 
не справится с этим ранее». Первая часть ответа носила пропагандистский 
характер, между тем как вторая, с другим вариантом, предназначалась только тем, 
кому он доверял.
 Однако оба ответа подчеркивали его утверждение, что он «ждать больше не может»,
 и способствовали тому, что Гитлер принял тяжелейшее в своей жизни решение 
второпях. Некоторые утверждали, что ему не давало покоя его тщеславие. Другие 
заявляли, будто фюрер считал, что долго не проживет, а потому обязан спешить. 
Эти объяснения звучали неубедительно, хотя кое-что верное в них и было. Я 
полагаю, что в своем решении Гитлер слишком руководствовался «внутренним 
голосом». Он часто говорил: положение Германии будет с 1943 г. до 1945 г. 
наитяжелейшим, а потому ему необходимо осуществить свои политические планы до 
указанного срока. Впервые фюрер упомянул об этом 5 ноября 1937 г. С тех пор он 
не раз поражал свое окружение прогнозами, которые мы объяснить не могли, но в 
целом относили на счет его острого ума, а также основательного и логичного 
продумывания им всех проблем. Зачастую в рассуждениях Гитлера деловая трезвость 
переплеталась с неправдоподобными предположениями. По моему мнению, живость ума 
и сильно выраженная фантазия рисовали ему фантасмагорические картины будущего.
 Тесно связанной с предрасположенностью Гитлера к иллюзорному видению мира была 
его самоуверенность, доходившая до утверждения собственного мессианства. Еще до 
моего назначения в личный штаб фюрера мне доводилось с чувством неловкости 
слышать в публичных речах Гитлера такие слова: он горд тем, что именно его 
Провидение предназначило быть фюрером немецкого народа! Позже и в более узком 
кругу, а также среди генералов он не раз говорил, что обязан выполнить 
поставленные перед ним задачи, ибо после него это сделать не сможет никто. 
Такое высокомерное самомнение находилось в противоречии с его внутренней 
скромностью. Подобные противоречия проявлялись и тогда, когда он высказывал 
хорошо продуманные и проверенные взгляды: например, намерение считаться с 
возможностью войны на два фронта, т. е. идти на тот риск, за который его всегда 
наиболее резко критиковали.
 В разговоре Гитлер часто цитировал служивших ему образцом Фридриха Великого и 
Бисмарка. Ведь они, по его словам, стояли перед такими же грандиозными задачами 
и лишь своим мужеством и волей привели к величию Пруссию и Германию. Однако 
фюрер не упоминал о том, что оба они, будучи выдающимися личностями, кроме того,
 имели сильное, хорошо вышколенное и вооруженное сухопутное войско. Фридрих II 
унаследовал его от своего отца Фридриха I, а Бисмарк, прежде чем пустить эту 
армию в действие, сумел ее увеличить вопреки всем препятствиям. Но прежде всего 
оба они знали, что могут положиться на офицерский корпус, начиная от самого 
старшего по чину генерала и кончая последним фенрихом. К началу войны в 1939 г. 
Гитлер значение этой безоговорочной верности и безусловного повиновения 
недооценивал, а полагался на простого «мушкетера».
 Летом 1939 г. Гитлер повторял: «Я разучился ждать, дальше времени ждать у меня 
нет». Это нетерпение стало для него, а тем самым для Германского рейха, в 
последнюю неделю перед войной роковым. Он недооценил своих врагов в Европе, но 
переоценил самого себя и никоим образом не пригодный для длительной войны на 
истощение вермахт.
 В памяти моей сохранились некоторые разговоры с моими добрыми друзьями в те 
бурные недели перед началом войны. Мы считали трагическим, что правители 
вступивших в нее стран в той критической фазе политики недостаточно осознавали 
и уважали точки зрения своих противников. Англия не желала признать, что 
пересмотр Версальского договора стал для Германии политической необходимостью. 
Гитлер же не желал признать, что английское требование «равновесия сил» в 
Европе является жизненно важным для сохранения британской мировой империи. 
Однако несмотря на этот трагический и, по моему разумению, вовсе не неизбежный 
ход событий, я тогда был далек от мысли, будто Гитлер должен потерпеть 
поражение. Но, несомненно, с началом войны у меня в мозгу засел некий страх, в 
котором я как офицер сам себе не хотел сознаться. Ведь 2 августа 1934 г., после 
смерти фельдмаршала Гинденбурга, я принял присягу на верность Адольфу Гитлеру и 
чувствовал себя связанной ею.




 Глава III


 Се