стадионе. Кульминационным пунктом явились речи Гитлера и Муссолини. Оба 
государственных деятеля подчеркнули необходимость сохранения мира. Фюрер 
превозносил Италию как страну, которая в послевоенные годы не участвовала в 
унижении немецкого народа. Дуче произнес свою речь на немецком языке, и 
берлинцы наградили его за это особенно сильными аплодисментами. Ось Берлин – 
Рим, сказал он, служит гарантом непоколебимой решимости стоять плечом к плечу, 
что бы ни случилось. Берлинцы восприняли эту речь хорошо. Но тут начался 
небольшой дождь, и они с юмором стали вместо «дуче, дуче!» скандировать: «душе, 
душе!» [что по-немецки значит «душ»].
 После отъезда Муссолини Гитлер показал себя убежденным в том, что в его лице 
он приобрел честного друга Германии.




 Мирные недели


 Посетив выставку «Созидающий народ» в Дюссельдорфе 2 октября, приняв назавтра 
участие в праздновании «Дня благодарения урожаю» и в открытии 5 октября 
очередной ежегодной кампании «Зимняя помощь», проходившей на сей раз под 
лозунгом «Народ помогает сам себе!», Гитлер в середине месяца выехал в Южную 
Германию, чтобы пробыть там в своей личной резиденции «Бергхоф» на горе 
Оберзальцберг до конца месяца, а потом вернуться в Берлин.
 Я провел эти недели в имперском министерстве авиации и на аэродромах в 
Штаакене и Деберице. Подполковник Ешоннек{73}, начальник оперативного отдела 
(отдел 1а) генерального штаба люфтваффе, предложил мне наряду с моей службой в 
Имперской канцелярии посещать занятия в «Высшем училище военно-воздушных сил» в 
Гатове, которое являлось предварительной ступенью для поступления в академию 
люфтваффе, а тем самым для получения образования офицера генерального штаба ВВС.
 Очередной курс начнется 1 сентября и продлится три месяца. Я с воодушевлением 
принял это предложение…
 В народе была тогда распространена надежда на длительный период мира. Массы 
верили Гитлеру, что он сохранит мир именно потому, что сам провел Первую 
мировую войну на фронте. К тому же был велик страх перед коммунизмом, с которым 
мы познакомились после войны и у нас в Германии в связи с волнениями и 
восстаниями. Популярностью пользовались меры по пересмотру «Версальского 
диктата», широкое распространение получил антисемитизм. Гитлер считался 
спасителем, устранившим социальную нужду и осуществившим для «фольксгеноссен» 
равенство шансов на хорошую жизнь. В результате всех этих достижений многие в 
Германии были убеждены в том, что они переживают подлинный подъем народа, и 
видели в Адольфе Гитлере вождя, ведущего их в счастливое будущее. Фюрер стал 
«идолом» масс. Он мог требовать всего чего угодно, и народ шел за ним. Краткие 
годы существования экономически и политически слабой Веймарской республики не 
смогли сделать из монархистов демократов. А отсюда понятно, что Гитлер своими 
очевидными успехами привлек к себе все слои народа. В этом и состоит 
непостижимый для нас сегодня факт, что Гитлер почти до самого конца войны имел 
народ на своей стороне. «Адольф знает, что делать!» или «Адольф сумеет!» – эти 
слова можно было слышать даже в последние дни, когда враг уже стоял в стране, а 
война была проиграна. Теневые стороны режима во внимание не принимались.
 В конце октября отдохнувший и посвежевший, Гитлер вернулся с Оберзальцберга в 
Берлин. Имперская канцелярия снова оживилась. Множество любопытствующих 
устремилось к обеденному столу фюрера. Гитлер очень прямодушно рассказывал о 
двух посетителях Оберзальцберга. Первым был Ага-хан, председатель Лиги Наций и 
лидер одной мусульманской секты в Индии. Гитлер, как казалось, откровенно 
говорил о проблемах, затрагивающих Германию и Англию. Одобрив исторические 
взгляды Ага-хана на судьбы Европы, он выразил свою симпатию исламу. Вторым 
визитером явился бывший английский король Эдуард VIII, герцог Виндзорский{74}, 
со своей супругой. Визит этот соответствовал новым политическим установлениям в 
Германии, поэтому их сопровождал руководитель «Германского трудового фронта» 
д-р Роберт Лей{75}. Герцогская супружеская пара произвела на Гитлера глубокое 
впечатление. Подтвердилось его утверждение, что при Эдуарде VIII 
германо-английские отношения развивались лучше, чем в настоящее время.




 Гражданская война в Испании


 Совершенно ясно, что Гитлер (как он охотно делал) использовал обе оказии для 
того, чтобы неофициальным путем довести свои взгляды по текущим политическим 
вопросам до правильных адресатов в Англии. Тогдашний германский посол в Лондоне,
 а позднее имперский министр иностранных дел фон Риббентроп{76} наблюдал эти 
приватные беседы с экс-королем с опасением, боясь, что это нанесет ущерб его 
дипломатической деятельности. Напряженность между Англией и Германией 
объяснялась различием их позиций в отношении Гражданской войны в Испании и 
затрудняла достижение Гитлером его цели – добиться прочного взаимопонимания с 
Великобританией. Постоянно заседавший в Лондоне «Комитет по невмешательству», в 
котором Германию представлял Риббентроп, по его донесениям, больше содействовал