ии был решен положительно.

Выведя все войска из Виченцы и пустив в обход нее весь транспорт, мы 
практически превратили ее в нейтральный город. Падуя также была полностью 
демилитаризована по просьбе местного епископа, что позволило сохранить часовню 
Джотто и многие другие здания, представляющие историческую и архитектурную 
ценность.

Точно так же благодаря моему личному приказу был спасен от разрушения монастырь 
в Сертоза-ди-Павиа к югу от Милана.

Думаю, что этих нескольких примеров деятельности командующего Юго-Западным 
фронтом достаточно для того, чтобы показать, что германские вооруженные силы 
делали все, что возможно, для защиты объектов итальянской древней культуры. Те, 
кто незнаком с Италией, вероятно, не смогут представить подлинный масштаб наших 
усилий. Однако они смогут лучше оценить его, если сравнят перечисленные выше 
итальянские города, которым был нанесен либо небольшой, либо вообще никакого 
ущерба, и немецкие города, такие, как Вюрцбург, Нюрнберг, Фрайбург, Дрезден и 
многие другие. Это сравнение дает повод задуматься людям во многих странах.

Во время войны я получал множество благодарственных писем от представителей 
церкви и гражданских властей. Я хотел бы процитировал лишь одно из них, 
присланное мне архиепископом города Чьети:

«В течение восьми месяцев мы, жители Чьети, находились всего в семи километрах 
от линии фронта, на которой действовали германские войска. Все это время 
германские командиры не причиняли нам никаких неприятностей. Особенно это 
относится к фельдмаршалу Кессельрингу и подчиненным ему генералам. Наоборот, 
когда встал вопрос о спасении города Чьети и всего, что можно было спасти, они, 
и в особенности фельдмаршал Кессельринг, оказывали мне поддержку и помогали 
всеми возможными способами, насколько это позволяла ситуация на фронте…

Подводя итог, я должен со всей ответственностью заявить, не боясь при этом 
впасть в противоречие, что действия и поведение фельдмаршала Кессельринга 
заслуживают всяческого общественного одобрения. Такого же мнения придерживаются 
остальные священнослужители города и, насколько мне известно, все 
благонамеренные жители Чьети. Мы благодарим фельдмаршала Кессель-ринга за то, 
что посреди всеобщей разрухи наш город уцелел. Я приношу особую благодарность 
генералам Гюнте-ру, Бааде, Фюрштайну и Мельцеру за их добрые дела, сделанные по 
отношению к нашему городу под руководством фельдмаршала Кессельринга. Мы всегда 
будем славить их имена и имя фельдмаршала.

Дорогой доктор Латернсер (мой защитник на суде. – Примеч. авт.), написав это 
письмо, я выполнил долг своей совести как архиепископ и очень рад, что смог 
внести свою скромную лепту в доказательство невиновности фельдмаршала 
Кессельринга. Заканчивая это послание, я возношу молитвы Всевышнему, дабы он 
внес просветление в умы судей и они смогли вынести свой вердикт в соответствии 
со справедливостью».


После суда надо мной

Я ехал из Венеции в Вольфсберг, расположенный в Каринтии, в том же поезде, что 
и офицеры, привлекавшиеся в качестве свидетелей по моему делу, но отдельно от 
них. Мои товарищи были очень подавленными. Британский комендант Вольфсберга, 
однако, проявил по отношению ко мне понимание и предупредительность; он 
обращался со мной, а также с фон Макензеном и Мельцером как с честными 
солдатами. Я благодарен ему, а также офицерам и унтер-офицерам лагеря – их 
доброе отношение сделало мое пребывание в «бункере» терпимым. Было лишь одно 
исключение – некий капитан американской армии. Это был беженец из Австрии, 
человек с каменным сердцем, полным ненависти и желания отомстить. Ему было все 
равно, кто перед ним – виновный или невиновный. Год спустя я узнал, что его 
постигло возмездие и он оказался там же, где и те несчастные, которых он 
всячески притеснял. Так или иначе, я всегда буду помнить немецкого капеллана 
Грубера, который был настоящим пастырем душ в самом лучшем смысле этого слова.

Вот моя беседа с одним лейтенантом, работавшим в администрации лагеря. Я: «Не 
понимаю, как Британия и Соединенные Штаты могут полностью разоружиться».

Он: «Экономические причины делают это неизбежным».

Я: «В таком случае, если им придется вооружаться вновь, чтобы предотвратить 
катастрофу – а я уверен, что так и случится, – то это будет невеселое 
пробуждение».

Он: «Да, это будет крайне неприятно».

Разве во имя блага всего мира этого нельзя было избежать? Я думаю, что сегодня 
любой государственный деятель должен ответить на этот вопрос положительно.

Вольфсберг был австрийским лагерем. Мы не чувствовали себя ни иностранцами, ни 
чужаками – скорее мы были центром ограниченного круга заключенных, которые 
умели разнообразить свою жизнь с помощью художественного творчества, лекций и 
работы. Вскоре после моего прибытия ко мне подошел бывший майор СС и сообщил, 
что все готово для моего побега. Я поблагодарил его, но твердо заявил, что 
никогда не дам моим врагам (я не мог относиться к членам приговорившего меня 
трибунала никак иначе) повод думать, что они обошлись со мной по 
справедливости; я скорее готов был отказаться от шанса вырваться на свободу, 
поскольку воспользоваться им означало бы признать свою вину.

4 июля смертн