свое отношение к нему таким 
образом:

«Для того чтобы избежать юридической и моральной ответственности за подобные 
акты, достаточно будет доказать, что во всех случаях, когда предоставлялась 
возможность проигнорировать подобные преступные приказы, они не выполнялись».

Фон Макензена, Мельцера и меня приговорили к смертной казни из-за того, что нам 
не удалось «спустить на тормозах» один из подобных приказов Гитлера, в чем нас 
никоим образом нельзя было винить, потому что в том, что касалось репрессий, мы 
были лишены каких-либо полномочий.

В этих обстоятельствах то, что суд опирался на сомнительное обвинительное 
заключение, лишь подчеркивает тот факт, что это был не судебный процесс, а 
пародия на правосудие.

Что касается пункта 2 обвинительного заключения, то в главе 21 я со всей 
возможной объективностью описал процессы формирования и роста итальянских 
партизанских отрядов, применявшиеся ими методы и т. п., а также характер 
контрмер с германской стороны, которые как нельзя лучше раскрывают мое 
принципиальное отношение ко всем вопросам, связанным с партизанской войной. В 
качестве дополнения приведу фразу из письма, написанного мной в конце 1945 года 
и адресованного де Гаспери, итальянскому премьер-министру. Ввиду того что я 
подвергся новым Ъ1 совершенно неоправданным нападкам, в упомянутом письме я 
обратился к нему с просьбой воспользоваться своим высоким положением и предать 
гласности правдивые факты:

«… Я сочувствую горю итальянских отцов и матерей в связи со смертью их сыновей. 
В знак уважения к их горю я склоняю голову перед ними и перед всеми теми, кто 
погиб за свою страну, не будучи орудием в руках чуждых ей коммунистических 
элементов. Но разве эти мужчины и женщины не верят в то, что немецкие матери и 
отцы тоже испытывают боль, узнав о том, что их дети попали в засаду и были 
застрелены в спину или зверски замучены до смерти в плену? Разве они не 
понимают, что моим долгом было защищать от такой судьбы моих солдат?..» 
Основанием для пункта 2 обвинительного заключения были приказы, изданные мной 
17 июня, 1 июля, 15 августа и 24 сентября 1944 года. Я говорю только о тех 
пунктах обвинительного заключения, которые присутствовали в заключительном 
выступлении обвинителя.

«Борьба против партизанских отрядов должна осуществляться всеми доступными 
средствами и с максимальной суровостью. Я окажу поддержку любому командиру, 
который в выборе этих средств и степени суровости выйдет за границы нашей 
обычной сдержанности» (из приказа от 17 июня).

В первом английском переводе вместо слова «средства» фигурировало слово 
«методы»; при таком варианте может показаться, что текст приказа 
свидетельствует о справедливости предъявленных мне обвинений. Интересно, что во 
время судебного процесса над генералом СС Симоном, проходившего в Падуе уже 
после суда надо мной, обвинитель, который на моем процессе выступал в роли 
помощника обвинителя, снова употребил слово «методы». Было ли правомерным 
использование этого неверного перевода?

«В данном случае действует старый принцип, в соответствии с которым совершить 
ошибку в выборе средств для достижения цели лучше, чем ничего не предпринять и 
проявить халатность. Партизанские отряды необходимо атаковать и уничтожать».

Эта выдержка является ясной директивой; она была адресована всем командирам 
вплоть до дивизионных, которым в особых случаях подчас приходилось издавать 
свои приказы, выдержанные в духе вышеупомянутого секретного документа. Целью 
моего приказа от 17 июня, как и последующих, было не допустить, чтобы боевые 
действия с обеих сторон превратились в хаос, и обязать командиров обратить 
внимание на проблему партизанской войны, которой многие не придавали значения; 
другими словами, я старался внушить своим подчиненным, что борьба с партизанами 
имеет не меньшее значение, чем боевые действия на фронте, и санкционировал 
применение всех мер, необходимых для того, чтобы с ней покончить.

Суд счел, что слова «я окажу поддержку любому командиру» и так далее могут быть 
истолкованы как намерение поддержать любые репрессии. Однако тот очевидный факт,
 что этот приказ не имеет никакого отношения к репрессиям как таковым, ясно 
указывает, что все обстояло иначе.

Мой приказ от 1 июля 1944 года, в отличие от приказа, изданного мной 17 июня, 
является чисто боевым; в то же время его пункты Ь и с содержат принципы 
применения репрессий – избежать рассмотрения этого вопроса было невозможно: «а) 
В моем обращении к итальянцам я объявил тотальную войну партизанам. Это 
заявление не должно остаться пустой угрозой. Я обязываю всех солдат и 
представителей военной полиции в случае необходимости применять самые суровые 
меры. За любым актом насилия со стороны партизанских отрядов должно немедленно 
следовать возмездие. b) В районах, где партизаны появляются в значительном 
количестве, определенный процент местных жителей мужского пола, который должен 
определяться особо, следует арестовывать и в случае совершения партизанами 
актов насилия расстреливать. с) Населенные пункты, в которых происходят 
напа