исторических ценностей и произведений 
искусства. Нас сопровождали офицер и некий джентльмен, любезность которого 
заставила нас прийти к выводу, что мы находимся с обществе людей нашего круга. 
Офицеры службы розыска и возвращения культурных и исторических ценностей и 
произведений искусства, которой руководил блестящий полковник Поттер, пошли на 
большие хлопоты, чтобы облегчить тяготы нашей арестантской жизни. В 
Аллендорфе я начал уговаривать многих генералов и офицеров Генерального штаба 
принять участие в сборе материалов по истории войны. В качестве главного 
аргумента я указывал на то, что это был наш единственный шанс отдать должное 
нашим солдатам и в то же время оказать влияние на западных историков в 
интересах достоверности изложения событий (написание наших воспоминаний было 
второстепенной целью моих уговоров). Главная трудность, стоявшая перед нами, 
заключалась в нехватке документальных материалов. Тем не менее, наша работа, на 
мой взгляд, была полезным вкладом в историческое описание периода войны. Я не 
могу назвать всех офицеров американской службы розыска и возвращения культурных 
и исторических ценностей и произведений искусства, которых мне хотелось бы 
поблагодарить от нашего имени и от имени наших семей за их понимание нашего 
положения, – их было слишком много. Почти все они без исключения были и поныне 
остаются послами доброй воли и дружбы.

Осенью 1946 года я провел месяц в Лондоне, в хорошо известной «Кенсингтонской 
клетке», где властвовал полковник Скотланд. Существуют разные мнения об этом 
пенитенциарном учреждении, но со мной лично обращались исключительно деликатно. 
Мои почти ежедневные встречи с полковником Скотландом сблизили нас и помогли 
мне оценить его честность и прямоту. (Фактически он предпринял целый ряд шагов, 
добиваясь моего освобождения.) Когда однажды вечером какой-то надутый 
надзиратель повел себя оскорбительно в отношении меня, я сообщил об этом 
полковнику, и после этого даже упомянутый унтер-офицер не допускал со своей 
стороны никаких нарушений заведенного порядка.

Кстати, мне хотелось бы вкратце привести содержание одной беседы с 
допрашивавшим меня в тот период офицером «еврейского происхождения. Темой 
беседы был рост во всем мире антисемитизма, скрытые проявления которого тогда 
можно было заметить и у многих представителей населения западных государств.

«Вы не поняли, в чем состоит особенность нынешнего времени, – сказал я ему. – 
Вполне возможно, что вы упускаете уникальную возможность создания для 
еврейского народа некоего фундамента, который позволит ему занять несокрушимые 
позиции в мире. У вас есть полное право требовать наказания для тех, кто 
совершал преступления против евреев, а также возмещения нанесенного ими ущерба. 
Все немцы, граждане всех стран поймут справедливость этих требований, и к вам 
потечет помощь со всего мира. Но нельзя в своих действиях руководствоваться 
жаждой мести – это может иметь фатальные последствия, потому что чревато 
совершением новых несправедливостей и преступлений».

Мои слова явно произвели впечатление на собеседника:

«Да, – ответил он, – но вы слишком многого требуете от евреев».

«Знаю, – согласился я. – Но разве достижение всеобщего мира не стоит того?»

Преимущество нашего положения в Аллендорфе состояло в том, что нам почти без 
ограничений позволяли принимать посетителей. Благодаря этому мы смогли 
отпраздновать Рождество и встретить Новый, 1947 год вместе со своими семьями. 
Эти посещения имели очень большое значение для наших жен – именно они дали им 
силы ждать нас в последующие годы.

17 января 1947 года меня через Зальцбург перевезли в Римини, где должен был 
начаться суд надо мной. Поттер и еще один полковник сопроводили меня до 
Франкфурта, где передали меня с рук на