Производство оружия было сосредоточено в руках Сора из министерства вооружений. 
Гитлер безоговорочно верил в то, что последнему удастся удовлетворить основные 
потребности-наших войск, действующих на фронте. В то же время фюрер считал, что 
необходимо некоторое перераспределение военной продукции в пользу новых частей, 
которые, по его словам, должны были стать лучшими частями вермахта за все время 
войны. Он взял на себя личную ответственность за то, чтобы эти части возглавили 
первоклассные командиры. Таким образом, мы опять-таки сражались за то, чтобы 
выиграть время!

Гитлер говорил несколько часов, демонстрируя при этом удивительную ясность 
мыслей и поразительную осведомленность о самого разного рода деталях. После 
того как он закончил, Кейтель и Йодль более подробно обсудили со мной ряд 
моментов. Их ответы на мои вопросы сделали мое понимание общей обстановки более 
четким, но не привнесли в него существенных изменений.

Моя задача была ясной: держаться! Я испытывал беспокойство – помимо прочего, 
еще и -потому, что мне предстояло в течение какого-то периода командовать 
Западным фронтом «анонимно» (руководство сочло, что будет полезно, если мое имя 
еще некоторое время будет звучать в Италии).

Ночью с 9 на 10 марта 1945 года я выехал в штаб командующего Западныдгфронтом в 
Зигенберге, где начальник штаба Вестфаль, который был моим начальником штаба в 
Италии, ознакомил меня со своим видением ситуации.

Главной особенностью положения на фронте было огромное превосходство противника 
в живой силе и технике на земле и его абсолютное господство в воздухе.

Нашим пятидесяти пяти ослабленным, неполного состава дивизиям, не получающим 
пополнения и лишенным нормального снабжения, противостояли восемьдесят пять 
полностью укомплектованных американских, британских и французских дивизий. 
Численный состав наших пехотных дивизий упал до среднего уровня в 5000 
военнослужащих вместо положенных 12 000. Численный состав наших 
немногочисленных танковых дивизий колебался между 10 000 и 11 000 
военнослужащих. В целом это означало в лучшем случае сотню военнослужащих на 
каждый километр фронта. О том, чтобы вывести с передовой в тыл хотя бы 
некоторые части и создать небольшой резерв, а также укомплектовать личным 
составом многочисленные долговременные огневые точки Западной стены, не могло 
быть и речи. События на русском фронте развивались так, что Рундштедту пришлось 
передать туда десять танковых дивизий, шесть почти полностью укомплектованных 
пехотных дивизий, десять артиллерийских корпусов и целый ряд других частей и 
соединений. Ему, правда, была обещана компенсация, но пока ее не было и в 
помине. Вестфаль сообщил мне, что, судя по данным докладов и его собственным 
личным наблюдениям, боевой дух наших войск в целом все еще оставался высоким. 
Наши солдаты, разумеется, устали от войны и беспокоились за свои семьи, 
оставшиеся дома, но по-прежнему выполняли свой долг. Они понимали, как важно 
удержать фронт и не допустить того, чтобы нашим войскам, сражавшимся с русскими,
 был нанесен удар с тыла. Вестфаль считал, что не ошибается, говоря, что каждый 
солдат на Западном фронте осознает необходимость внести свою лепту в спасение 
территории нашей страны и немцев, живущих в восточных провинциях Германии, от 
русских. Это и понимание того, что альтернативой является безоговорочная 
капитуляция, были тем скрепляющим раствором, который все еще не позволял нашей 
обороне развалиться.

Вечером во время телефонного разговора со ставкой Верховного командования 
вермахта я без всяких колебаний изложил свои впечатления от увиденного. При 
ближайшем рассмотрении положение показалось мне гораздо более серьезным, чем 
мне его обрисовали. Я сказал, что в связи с этим мои требования должны быть 
выполнены в максимально возможном объеме.

Днем 10 марта я подробно проконсультировался с генералом Шмидтом, командующим 
люфтваффе на Западном фронте, о положении дел с нашей авиацией. Его 
командование, как пояснил мне Шмидт, не подчинялось командующему Западным 
фронтом, хотя хорошо взаимодействовало с дислоцировавшимися на этом фронте 
войсками. Интересы сугубо военной обороны Германии и защиты ее от ударов с 
воздуха подчас не совпадали. Воздушное командование рейха, действиями которого 
руководил изобретательный Стумпф, не всегда учитывало интересы армии. Надо было 
сделать очень многое, а возможностей для этого было очень мало. Дополнительными 
проблемами были господство в воздухе авиации противника, обилие слабых мест в 
работе наземных служб люфтваффе, трудности технического и летного характера, 
связанные с применением новых самолетов «штралер», непредсказуемость весенних 
перемен погоды в долине Рейна, нехватка горючего и запчастей, недостаточная 
мобильность зенитных батарей и низкий уровень подготовки их личного состава.

Я порекомендовал Шмидту обратить особое внимание на два момента: концентрацию 
сил в тех местах, где она была особенно необходима (в тот момент таким местом 
был район Ремагена), и активизацию усилий люфтваффе и военно-морских сил, 
направленных на уничтожение моста в районе Ремагена и – в случае их появления – 
всех вспомогательных понтонных переправ.

Утром 11 марта я побывал в группе армий В, где в присутствии ее командующего