присутствием многочисленных англо-американских вооруженных сил. 

В целях конспирации и для удобства всем офицерам СИС давались условные 
обозначения, которые применялись в корреспонденции и при разговорах. Гранд, 
естественно, обозначался буквой "Д". Начальники подсекций были известны как 
"ДА", "ДБ" и т. д., а их помощникам добавлялись цифры, например "ДА-1". Гай 
имел обозначение "ДУ". По установленному порядку я должен был бы обозначаться 
как "ДУ-1", но Гай деликатно объяснил, что условное обозначение "ДУ-1" 
подразумевает определенную подчиненность ему, а он хочет, чтобы нас считали 
равноправными. Гай разрешил эту дилемму: вместо цифры к моему обозначению он 
прибавил букву "Д". Так передо мной открылась карьера работника секретной 
службы, условно обозначенного "ДУД" (английское слово "dud" означает 
"неудачник". - Прим. пер.). 

Подсекция "ДУ" не была идеальным отправным пунктом для моей карьеры. Мне 
хотелось найти в службе свое собственное место, а для этого прежде всего 
необходимо было выяснить, как она организована и чем занимается. Гай же 
превратил свою подсекцию в своего рода фабрику идей. Он считал себя колесом, 
которое, вращаясь, высекает идеи, словно искры. Куда падали эти искры, его, 
по-видимому, не интересовало. Он проводил массу времени в кабинетах других 
сотрудников, где предлагал свои идеи. Когда он воодушевлялся, в коридоре то и 
дело раздавался его смех. После трудового утра, заполненного разговорами, Гай 
обычно врывался ко мне в кабинет и предлагал выпить. 

Однажды в июле Гай вошел ко мне, против обыкновения, с какими-то бумагами. Это 
были страницы написанной им докладной записки. Гранд в основном одобрил ее 
содержание, но предложил глубже изучить и подработать вопрос. Для этого Гаю и 
понадобилась моя помощь. Я страшно обрадовался. По долгому опыту я знал, что 
"помогать" Гаю значило освободить его от всякой работы. Но поскольку я целые 
две недели буквально ничего не делал, я был рад любой работе. Я взял документы, 
а Гай уселся на край моего стола, стараясь уловить на моем лице признаки 
одобрения. 

Это была характерная для него продукция - масса здравого смысла, затерянного в 
цветистых оборотах и сомнительных цитатах. (Гай располагал цитатами чуть ли не 
на каждый случай жизни, но никогда не утруждал себя их выверкой.) Он предлагал 
создать школу для обучения агентов методам подпольной работы. Предложение 
поражало не тем, что его внесли, а тем, что до сих пор его никто не сделал. 
Школы такого рода еще не существовало. Гай доказывал необходимость этого дела, 
общепризнанного теперь, но нового в то время. Он наметил программу обучения. В 
заключение Гай предлагал назвать школу колледжем Гая Фокса в память о 
неудачливом заговорщике, "планы которого раскрыла бдительная елизаветинская 
СИС". Не мог же он предложить название "Колледж Гая Берджесса"! 

Наконец-то у меня появилось какое-то дело. Я разбил вопрос на составные части: 
программа, отбор слушателей, конспирация, размещение и т. д. - и по каждой 
подготовил докладные записки. Засыпав меня своими предложениями, Гай, казалось, 
потерял всякий интерес к последней вспышке своих идей, но это было не так. Он 
знал, что Гранд прочитал мои документы и создал комиссии для их обсуждения. 
Меня лично и тогда, и позже не привлекала работа в комиссиях. В каждой комиссии 
обычно есть свое пугало. Моим пугалом в комиссии по вопросам обучения стал 
некий полковник Чидсон. Он сыграл большую роль в спасении от Гитлера 
значительного количества промышленных алмазов в Голландии, но для меня он был 
просто надоедливым человеком. Ему чудилось, что Европу охватывает анархия, и он 
отчаянно сопротивлялся идее позволить массе головорезов свободно расхаживать по 
континенту. Однажды я увидел его идущим мне навстречу по Лоуэр-Риджентс-стрит. 
Минутой позже он тоже заметил меня и застыл на месте. Затем быстро поднял 
воротник и нырнул в переулок. Необходимость нашей школы стала очевидной. 

В то время Гай неизменно повторял: "Надо, чтобы за эту идею ухватились". В 
какой-то степени это удалось. Вскоре я, к своему удивлению, узнал, что для 
использования в учебных целях уже приобрели Брикендонбери-холл, бывшее школьное 
здание, расположенное на просторном участке неподалеку от Хартфорда. Меня 
представили капитану 3 ранга Питерсу, которого назначили начальником школы. Он 
часто приглашал нас с Гаем на обед в "Хангерию", чтобы послушать, что мы думаем 
о новом деле. У него были мечтательные голубые глаза и очаровательная мягкая 
улыбка. Несмотря на резкое различие характеров, он сильно привязался к Гаю, 
который бесцеремонно таскал у него со стола сигареты. К сожалению, его 
сотрудничество с нами оказалось недолгим. Впоследствии его посмертно наградили 
крестом Виктории, вероятно, за ненужную храбрость, проявленную в Оранской 
гавани. Услышав о его награждении, я взгрустнул при мысли, что Питерс никогда 
об этом не узнает. Он был человеком сентиментального склада и заплакал бы от 
такой чести. Наши слушатели обожали его. 

Среди преподавательского состава были разные люди. Был весельчак Джордж Хилл 
(сотрудничал с Брюсом Локкартом, одним из английских тайных агентов в России 
после революции 1917 года, а также был другом Сиднея Рейли. Во время второй 
мировой войны занимал высокий пост в УСО и был послан Черчиллем в Москву в 
качестве представителя УСО/СИС. - Прим. авт.) - автор книг о своих таинственных 
приключениях в Советской России, один из немногих оставшихся в живых англичан,