Германия имела 98 дивизий, в том числе 52 (включая 6 австрийских) кадровые. Из 
остальных 46 лишь 10 дивизий были боеготовными, но и они в большинстве своем 
состояли из новобранцев, находившихся на службе всего около месяца. Еще 36 
дивизий были укомплектованы главным образом ветеранами Первой Мировой войны — 
сорокалетними солдатами, малознакомыми с современными оружием и тактикой. Кроме 
того, эти [38] дивизии испытывали нехватку в артиллерии и других видах 
вооружения. Чтобы полностью укомплектовать и подготовить эти дивизии, 
потребовалось много времени — в два раза больше, чем предполагало немецкое 
командование, весьма обеспокоенное медленным ходом этого процесса.

В 1939 году немецкая армия по была готова к войне. Командование, полагаясь на 
заверения Гитлера, не ожидало войны. С предложением Гитлера быстро увеличить 
численность армии военное руководство согласилось неохотно, ибо предпочитало 
накапливать подготовленные кадры постепенно. Однако Гитлер неоднократно заверял 
своих генералов в том, что для подобной подготовки будет достаточно времени, 
поскольку он не хочет рисковать и начинать "большую войну" раньше 1944 года. Не 
более благополучно обстояло дело с вооружением, темп оснащения войск явно 
отставал от роста их численности.

И все же, когда война началась, многие объясняли головокружительные успехи 
Германии в начальный период подавляющим превосходством немецкой армии в 
численности войск и вооружении.

Потребовалось немало времени, чтобы развеять и эту иллюзию. Даже Черчилль в 
своих военных мемуарах писал, что в 1940 году немцы имели по крайней мере 1000 
тяжелых танков. Фактически же у них таких танков совсем не было. В начале войны 
немцы располагали лишь незначительным количеством средних танков. Большинство 
же машин, которые испытывались в Польше, были очень легкими, с тонкой броней.

Таким образом, поляки и французы вместе имели примерно 130 дивизий против 98 
немецких дивизий, из которых 36 были практически не обучены и не укомплектованы.
 По численности обученных солдат Польша и Франция обладали еще большим 
преимуществом перед Германией. Единственным положительным фактором для Германии 
при таком неблагоприятном соотношении сил было то обстоятельство, что Францию и 
Польшу разделяла довольно широкая полоса территории Германии. Немцы могли 
атаковать более слабого из двух партнеров, в то время как французы, если бы 
захотели помочь своему союзнику, должны были атаковать подготовленную оборону 
немцев.

И все-таки даже в численном отношении поляки имели вполне достаточно сил, чтобы 
сдержать брошенные против них 48 кадровых дивизий.

На первый взгляд может показаться, что французы обладали достаточным 
превосходством, чтобы разгромить немецкие силы на Западе и пробиться к Рейну. 
Немецкие генералы были удивлены тем, что французы этого не сделали. Вероятно, 
причину [39] такой оценки следует видеть в том, что большинство немецких 
военных руководителей все еще мыслили категориями 1918 года. Они в той же мере 
преувеличивали мощь французской армии, сколь и англичане.

Однако ответ на вопрос, могла ли Польша продержаться и могла ли Франция оказать 
ей более существенную помощь, представляется совершенно иным при более 
внимательном подходе, если учитывать возникшие осложнения и новые методы 
ведения войны, впервые примененные в 1939 году. Очевидно, что было невозможно 
изменить ход событий.

Касаясь в своих военных мемуарах причин падения Польши, Черчилль утверждал: "Ни 
во Франции, ни в Англии в достаточной мере не сознавали последствий того нового 
обстоятельства, что бронированные машины могут выдерживать артиллерийский 
обстрел и продвигаться по сотне миль в день"{4}. Это суждение более чем 
справедливо, ибо его разделяли большинство высших военных и государственных 
деятелей обеих стран.

Однако именно в Англии раньше, чем где-либо, эти новые потенциальные 
возможности предвиделись и публично разъяснялись небольшой группой 
прогрессивных военных мыслителей.

Во втором томе своих мемуаров, говоря о падении Франции в 1940 году, Черчилль 
сделал весьма примечательное признание: "Не имея в течение стольких лет доступа 
к официальной информации, я не понимал, какой переворот в военном деле после 
Первой Мировой войны произвело введение масс быстро двигающихся тяжелых танков. 
Я был знаком с танками, но это не изменило моего внутреннего убеждения 
настолько, насколько должно было изменить"{5}. Это заявление исходило от 
человека, который играл такую большую роль во внедрении танков в годы Первой 
Мировой войны. Главное в этом заявлении — его откровенность. Однако Черчилль до 
1929 года был министром финансов, а уже в 1927 году на полигоне Салисбери Плейн 
были испытаны в экспериментальном порядке первые в мире бронетанковые 
соединения. Эти испытания проводились, чтобы проверить на практике новые теории,
 которые в течение нескольких лет проповедовались сторонниками массированного 
применения танков в войне. Черчилль был знаком с этими идеями и не раз бывал на 
испытаниях, встречался со специалистами.