В Америке же я поселился в Остине, в холмистой части Техаса, на берегу озера, 
окруженного скалами, заросшими темно-зеленой растительностью, и питаемого 
бурными водами реки Колорадо. В Остине никого не волновало, в какой одежде я 
хожу и к какому кругу принадлежу. Там вообще не встретишь двух одинаково одетых 
людей, а многие местные богачи выглядят как бродяги. Этот город кажется 
созданным для молодежи, с постоянно пополняемыми и обновляемыми рядами баров и 
музыкальных клубов на Шестой улице и забегаловками с мексиканской кухней, где 
разнообразия ради можно вкусить чего-нибудь острого.
Это, ко всему прочему, отличный город для тренировок, с бесконечными 
велосипедными дорожками и широкими трассами. Я снял небольшое бунгало близ 
кампуса Университета штата Техас — не для учебы, конечно, а для тренировок.
Велогонки, как я узнал, — очень сложный, полный интриг и гораздо более 
командный вид спорта, чем это выглядит со стороны. В этом спорте свой 
собственный язык, составленный из разных европейских слов и фраз, а также 
собственная — и весьма своеобразная — этика. В любой команде у каждого гонщика 
своя работа и каждый отвечает за ту или иную часть гонки. Самые медлительные 
гонщики именуются «прислугой», потому что им достается самая неблагодарная 
работа — «тащить» остальных на подъеме («тащить» на велосипедном жаргоне 
означает закрывать собой остальных от ветра) и защищать лидера команды в 
различных сложных ситуациях этапа. Лидер команды — это главный гонщик, более 
других способный набрать скорость на финишном отрезке пути, имея за спиной 250 
километров. Начинал я «прислугой», но постепенно выбился на роль лидера.
Я многое узнал о пелотоне — массивной группе гонщиков, где сосредоточена 
основная масса участников. Зрителям она представляется (когда проезжает мимо) 
пестрым, пульсирующим и жужжащим пятном, но внутри этого расплывчатого 
разноцветного пятна ежесекундно происходят стычки рулями, локтями, коленями, 
международного уровня интриги и сделки. Скорость пелотона варьируется. Когда 
все спокойно, эта толпа движется со скоростью 30 километров в час; гонщики 
неторопливо крутят педали и переговариваются. Бывает же, что от пелотона 
отрывается небольшая группа, и мы ускоряемся до 60 километров в час. Внутри 
пелотона между соперниками постоянно ведутся переговоры: ты протащи меня 
сегодня, я протащу тебя завтра. Уступи — и заведешь себе друга. Разумеется, 
сделки, компрометирующие тебя или команду, недопустимы, но, если можешь, помоги 
другому, и он отплатит тебе тем же.
Подобные взаимоотношения между спортсменами для начинающего гонщика могут быть 
сложны и двусмысленны, а порой и вызывать проблемы, и в начале 1991 года я 
получил на этот счет хороший, хотя и жестокий урок. Я планировал выступать в 
качестве любителя до Олимпийских игр 1992 года в Барселоне, а потом перейти в 
профессионалы. А тем временем на домашних соревнованиях я продолжал выступать 
за команду «Subaru-Montgomery». To есть официально я был членом двух команд: на 
международной арене выступал под флагом американской национальной команды, 
возглавляемой Крисом Кармайклом, а на внутренних состязаниях — под эгидой 
«Subaru-Montgomery».
Во время зарубежного турне национальной сборной в течение 1991 года я принял 
участие, среди прочего, и в престижной гонке «Сеттимана Бергамаска». Эта 
десятидневная гонка проходит по дорогам Северной Италии и открыта как для 
любителей, так и для профессионалов. Там участвовали некоторые из лучших 
велогонщиков мира. Никто из американцев никогда эту гонку не выигрывал, но, 
руководимая Крисом, наша команда была на подъеме, и нам казалось, что мы могли 
бы добиться успеха.
Была только одна проблема. Команда «Subaru-Montgomery» тоже участвовала в 
состязании, и я в своей звездно-полосатой форме оказался соперником гонщиков, 
которых привык считать своими товарищами по команде.
На первых этапах гонки общее лидерство захватил гонщик «Subaru-Montgomery» и 
мой друг Нейт Риз. Но я тоже был в хорошей форме и шел за ним по пятам. Я 
ликовал. Мне казалось, что лучше и быть не может: мы, друзья-соперники, 
возглавляем гонку. Но руководитель команды «Subaru-Montgomery» так не считал. 
Ему не нравилось, что я составляю конкуренцию Нейту, и он ясно дал мне это 
понять. В перерыве между этапами он вызвал меня к себе. «Ты должен работать на 
Нейта», — сказал он. Я непонимающе уставился на него. Неужели он действительно 
ждал от меня, что я возьму на себя роль «прислуги» Нейта? Но он имел в виду 
именно это. «Не атакуй». Слова звучали как приказ. После этого он прямо 
объяснил мне, что я обязан дать Нейту выиграть.
Я был всецело предан национальной команде. По сравнению с остальными командами 
мы были как бедные родственники — разношерстная компания, приютившаяся в 
крошечном отеле по трое в номере и не получавшая никаких денег. Наш бюджет был 
столь скуден, что Крис каждый вечер мыл наши фляги («бачки») из-под воды и 
использовал их снова и снова, в то время как наши соперники из профессиональных 
команд, в том числе и «Subaru-Montgomery», выбрасывали свои уже после 
однократного использования. Если бы я выиграл «Сеттимана Бергамаска», это стало 
бы большой победой американского велоспорта и государственной программы его 
развития. Но руководитель моей профессиональной команды приказал не 
высовываться.
Я пошел к Крису и признался ему, что менеджер «Subaru-Montgomery» запрещает мне 
особенно усердствовать. «Лэнс, — сказал мне Крис. — Эта гонка важна прежде 
всего для тебя самого. Ты не можешь не атаковать. Это твоя гонка. Ты должен ее 
выиграть».
На следующий день я крутил педали как проклятый. Только представьте: пелотон из 
ста человек начинает крутой подъем. Постепенно пятьдесят человек отстают, потом 
еще двадцать, еще десять. Впереди остаются 15–20 гонщиков. Это гонка на