Ожидания же были велики. Положение первой пары страны в России всегда было 
тяжкой ношей. Вся история фигурного катания, начиная с Олимпиады в Гренобле, 
где Людмила Белоусова и Олег Протопопов начали нескончаемую победную серию, 
просто-таки кричала о том, что проиграть парное катание мы не имеем права. Чем 
дальше, тем сильнее. Мысль о том, что Россия может остаться в этом виде без 
золота, казалась кощунственной как по одну сторону океана, так и по другую. На 
чемпионатах мира осечки случались не раз. Но Игры – это совсем другое.
К тому же звезд всегда так или иначе сравнивают с предшественниками. А ведь те 
не просто выигрывали. Они – очаровывали. В том числе – потрясающей «парностью», 
которой у Тотьмяниной и Маринина не было и в помине.
Безусловно, я рассуждала как максималист. Отдавала себе отчет в том, что 
излишне критична по отношению к спортсменам, иногда – откровенно жестока. Но 
ничего не могла с собой поделать. Потому что понимала: с таким, пусть даже 
технически безупречным катанием, олимпийскими чемпионами Тотьмяниной и Маринину 
в Турине не стать. Просто не дадут. Разве что соперники сами выкатят росссиянам 
«золото» на блюдечке, если ошибутся все и сразу.
Беда Тотьмяниной и Маринина заключалась еще и в том, что, даже выйдя на высший 
чемпионский уровень, они никак не могли отделаться от какого-то глубинного 
провинциализма, въевшегося в сознание еще с тех времен, когда фигуристы впервые 
приехали в Санкт-Петербург: Таня – из Перми, Максим – из Волгограда. В пару их 
поставила прекрасный тренер Наталья Павлова, она же, по сути, довела до первой 
европейской победы в 2002-м. Однако накануне того чемпионата Таня и Максим 
вдруг расстались с тренером. Фигуристов многие осуждали, упрекая в черной 
неблагодарности по отношению к наставнице, которая все эти годы не только 
тренировала спортсменов, но и решала все их бытовые проблемы.
Но в той истории была и другая правда. Тренер – почти что дрессировщик: 
профессия жесткая. Далеко не всегда в процессе работы отношения носят 
дипломатичный характер: случаются и грубость, и крик. Вот только реагируют на 
них спортсмены по-разному. То, что столичный, окруженный привычными стенами и 
близкими людьми человек воспринимает как сиюминутную, мгновенно проходящую 
неприятность, врезается порой в душу его сверстника-провинциала на всю жизнь. 
Последним бывает гораздо тяжелее признаться, если они чего-то не понимают, – 
неизбежно появляется страх быть поднятым на смех.
Это, собственно, и происходило с Тотьмяниной. Когда фигуристку впервые 
поставили в пару с Марининым (до этого она каталась как одиночница) и тот 
крепко – как положено в парном катании – взял ее за руку, Татьяна была 
настолько уверена, что это очередная попытка ее унизить, что начинала 
исподтишка царапаться.
Ежедневно приходя на каток, спортсменка до жути боялась в очередной раз 
нарваться на слово «деревенщина», но слышала его снова и снова. Причем от 
самого близкого на тот момент человека – тренера.
Необходимость непрерывно находиться в глухой защите от окружающего мира и 
привела к тому, что Татьяна и Максим отказались от наставника, как только 
почувствовали, что способны сами зарабатывать себе на жизнь. Некоторое время 
они катались без тренера, затем стали работать с Олегом Васильевым в Чикаго.
Васильеву пришлось взять на себя роль не только тренера, но и няньки. Учить 
подопечных английскому языку, вождению машины, обращению с кредитными 
карточками и банковскими счетами. Освоившись, Тотьмянина и Маринин заметно 
раскрепостились и на льду. Былая провинциальность проявлялась порой лишь в 
одном качестве: заметно болезненной реакции на какую бы то ни было критику со 
стороны.
Васильев, которому подоплека жизненного пути его спортсменов была известна 
гораздо лучше, чем журналистам, тоже болезненно относился к тому, что пишут о 
его группе в прессе. Никогда не отказывался от интервью, однако я постоянно 
чувствовала: лично на меня он обижается, хотя и не говорит об этом. Такие 
отношения угнетали, мешали работать. В сентябре 2004-го во время предсезонного 
проката, когда очередной плановый разговор «под диктофон» был завершен и тренер 
повернулся, чтобы уйти, я не выдержала:
– Олег!
Он приостановился:
– Что-то еще?
Я открыла крышку ноутбука.
– Простите, что лезу не в свое дело. Здесь – все выступления ваших ребят в 
прошлом сезоне. Фотосъемка. Обратите внимание, нет ни одного кадра, где Таня и 
Максим смотрели бы друг на друга. Ни одного! Может быть, именно поэтому их 
никто не воспринимает как пару?
В глазах Васильева мелькнул интерес.
– Гм… Я подумаю над этим. В любом случае – спасибо.
А полтора месяца спустя случилось страшное. Выступая на этапе «Гран-при» в 
Питтсбурге, Таня упала с поддержки.
Такие трагедии неизбежно заставляют людей переосмыслить всю жизнь. Можно только 
представить, что пережил в Питтсбурге Маринин, пока партнерша находилась без 
сознания, как мучительно он избавлялся от кошмаров и страхов, когда тренировки 
возобновились, но изменилсяи он.
На льду январского чемпионата Европы в Турине – на том самом катке, где год 
спустя было суждено пройти Олимпийским играм, Таня и Максим впервые предстали 
единым целым. С первого до последнего такта музыки Максим не отрывал от Тани 
глаз. Его движения выглядели не просто привычно отточенными, но крайне 
бережными. Возможно, они сами не отдавали себе отчета в том, насколько 
по-другому стало восприниматься их катание, но это действительно было так.