жизнь останется великим. Он сделал в cпорте столько, сколько вряд ли сумеет 
сделать в своей жизни кто-либо другой.



Глава 13
Поколение Next

Один мой знакомый коллекционер из Германии, более двадцати лет занимающийся 
собиранием всего, что так или иначе связано с Олимпийскими играми, как-то 
сказал:
– Каждый мой коллега мечтает заполучить в коллекцию золотую олимпийскую медаль. 
Когда кто-либо из чемпионов по каким-то причинам решает расстаться с таким 
трофеем, информация об этом расходится в наших кругах мгновенно. Но если бы 
золотую медаль предложили купить мне, я бы, наверное, не смог этого сделать. Не 
поднялась бы рука. Слишком хорошо представляю, какую ценность она имеет для 
того, кто ее выиграл. Возможно, я слишком сентиментален, но не хотел бы стать 
человеком, который просто-напросто воспользовался ситуацией.
Олимпийские медали тем не менее продаюти покупают. Не часто, конечно, но бывает.
 В 1994-м в самолете Осло—Москва выдающийся, несколько лет назад ушедший из 
жизни фристайлист Сергей Шуплецов на моих глазах за пять тысяч долларов 
расстался с серебром, полученным на Играх в Лиллехаммере. «Очень нужны деньги»,
 – сдавленным голосом произнес он, и на скулах заходили желваки.
Возможно, для человека, среди прочих медалей выигравшего за свою спортивную 
карьеру несколько олимпийских, расстаться с одной, тем более за солидную 
компенсацию, – не такая уж большая потеря. Но практика говорит об ином. 
Олимпийское золото для человека, который его выиграл, – бесценно. И ни одна 
награда в мире не идет с ним ни в какое сравнение.
Объяснить феномен Олимпийских игр мир пытается на протяжении многих десятилетий.


– 
Я до сих пор не могу понять, что это такое
, – говорил мне выдающийся тренер по фигурному катанию Валентин Николаев, 
подготовивший вместе с Галиной Змиевской двух олимпийских чемпионов – Оксану 
Баюл и Виктора Петренко. –
У меня высшее техническое образование. Знаю и могу объяснить, почему самолеты 
летают. Но когда смотрю на самолет, то по-человечески не понимаю, почему это не 
падает на землю. Так и с Олимпийскими играми. Все их отличие от любого крупного 
турнира заключается лишь в отсутствии рекламы на бортах. Судьи те же, участники 
те же, программы те же. А турнир совершенно другой. И напряжение на этом 
турнире не сравнимо ни с чем. Когда начинается сильнейшая разминка, в 
раздевалке даже спортсмены стараются не задерживаться. Потому что там – лиловый 
воздух ненависти. Между людьми, которые в обычной жизни – друзья. Но это – не 
человеческая ненависть, а ненависть к сопернику. Для меня такая атмосфера 
безумного напряжения страшно привлекательна. Хотя из тренера Игры вынимают душу 
гораздо больше, чем из спортсмена.

– Сколько раз видела вас у борта – в голову не приходило, что вы волнуетесь, – 
не поверила тренеру я.

– У меня есть фотография, сделанная в Лиллехаммере за несколько минут до 
произвольной программы Оксаны Баюл, когда я в одиночестве курил в душевой. 
Кто-то из ребят зашел, щелкнул фотоаппаратом – я не успел даже сообразить что к 
чему. Найду – покажу вам обязательно. Сами и взглянете. На человека, хорошо 
одетого, в приличном костюме, с бабочкой. И на эту рожу. Которую любой ценой 
надо спрятать подальше и выйти к своему спортсмену. Чтобы тому даже в голову не 
пришло, какой ужас сидит у тебя внутри. Потому что передается это состояние на 
тысячу процентов. Мгновенно. Знаете, как мне было холодно, когда Галя Змиевская 
сразу после Игр в Лиллехаммере уехала в Америку и я остался у борта один? Мы 
двенадцать лет стояли там вместе. Стоило нашему спортсмену поехать, она не 
просто облокачивалась, въезжала в меня, как бульдозер. А я прижимался к ней. 
Потому что обоих колдобило так, что стоять без опоры было просто невозможно…

Олимпийское золото – страшная вещь. Оно неизменно ломает жизнь человека, будь 
он спортсменом или тренером, на «до» и «после». По одну сторону, на этапе 
восхождения – нечеловеческий труд и великая цель. По другую – уже совсем другая 
жизнь и недопустимость мысли, что ты можешь стать вторым. Второе место 
автоматически становится трагедией. Я видела, как в 1992-м плакал в Барселоне 
великий пловец, восьмикратный олимпийский чемпион Мэтт Бионди, проигравший 
Александру Попову. Видела двумя годами позже – в Лиллехаммере, – как не мог 
говорить от спазмов в горле не менее великий американский фигурист Брайан 
Бойтано. И наверное, никогда не сумею изгнать из памяти слезы Александра 
Карелина, проигравшего в Сиднее. Каждый раз, когда приходится его видеть, 
понимаю: эта рана зияет в душе легендарного борца вот уже который год.
Об Олимпийских играх трудно писать достоверно, наблюдая за ними со стороны. 
Сопричастность – в любом качестве, будь ты журналист, врач или велосипедный 
техник, – кружит голову, притягивает, отравляет душу единственным желанием: 
увидеть победу своего спортсмена. Возможно, поэтому все то время, что 
продолжаются олимпийские баталии тех или иных Игр, все остальные события на