– Баюл – замечательная девочка, – говорил о фигуристке владелец самого 
престижного в США тура Том Коллинз. – Очень добрая, отзывчивая, готовая 
бесконечно заботиться о тех, кому плохо. И действительно страшно одинокая. Все 
ее поведение – лишь вызов обществу. Для ее возраста это закономерная вещь.
Двукратная олимпийская чемпионка Катарина Витт, вместе с которой Баюл очень 
много выступала у Коллинза, узнав о несчастье, сказала:
– Я до сих пор помню, как тяжело мне было привыкать к Америке после стольких 
лет жизни в социалистической ГДР. Но мне было двадцать два, и у меня были 
родители, у которых я в любой момент могла найти помощь и поддержку. А Оксане 
было шестнадцать – и ни одного близкого человека. Когда на тебя сваливаются и 
успех, и деньги, то кажется, что так будет всегда. Поэтому любая проблема 
способна выбить из колеи. Сейчас Оксане больше всего в жизни нужны не деньги, а 
человек, которому она могла бы доверять. И кому хотела бы доверять.
Точнее же всех, хотя и очень резко, высказался один из полицейских, когда «делу 
Баюл» в американской прессе уже был дан полный ход: «Ей нужны отец, мать и 
хорошая порка!»
* * *
В 1998-м мы встретились с Оксаной на профессиональном чемпионате мира в 
Вашингтоне. Оксана выглядела чересчур располневшей, изрядно потрепанной жизнью, 
растерявшей филигранную когда-то технику прыжков и скорость скольжения. Не 
добавлял положительных эмоций и пессимизм ее очередного тренера Эдуарда Плинера 
(«Оксана удивительно талантлива от природы, но беда в том, что она не желает 
работать»).
Заняв последнее место, Баюл уехала вместе с тренером в Мальборо. Чуть позже я 
узнала, что от Плинера она тоже ушла. Пропала почти на год, чтобы появиться на 
катке с новым наставником – Натальей Линичук. Но и у нее фигуристка 
продержалась недолго. Поэтому, собственно, я и была удивлена, увидев имя Баюл в 
списке участников чемпионата мира-1999, а затем – саму спортсменку в 
сопровождении темнокожего молодого человека, который не отходил от нее ни на 
шаг.
На просьбу найти время для разговора Баюл было огрызнулась:
– Некогда! У меня уже запланирована встреча с другим журналистом. И вообще, 
поздоровались бы сначала, спросили бы, как у меня дела.
– Мы же здоровались на катке, – опешила я.
– Да? – невозмутимо переспросила Баюл. – Ну тогда ладно. А фотографироваться 
тоже будем? Вы хороший фотограф? – Она, прищурившись, посмотрела на стоящего 
рядом со мной фотокорреспондента и, явно наслаждаясь нашим замешательством, 
громогласно расхохоталась, заставив вспомнить ее же слова двухгодичной 
давности:

– Мне многие говорят, что я смеюсь как лошадь. Ну и пусть. Я такая, какая есть. 
Мне осточертело, что я должна вести себя так, как хочется окружающим: говорить 
умные слова, рассуждать о вещах, которые мне до лампочки. Мне кажется, я могла 
бы броситься на шею первому, кто пригласит в кино или ресторан, не зная о том, 
что я – «та самая Оксана». Впрочем, все мои друзья в курсе того, что говорить 
со мной о фигурном катании не рекомендуется. Лучше придумать что-нибудь 
повеселее. На Хеллоуин, например, мы ночью измазали все машины в городе кремом 
для бритья, и весь город, уверяю вас, знал, чьих рук это дело. Я догадываюсь, 
что те, кому приходится со мной работать, далеко не в восторге от подобных 
вещей. Но я не могу все время ходить по струнке. И не хочу!

Баюл продолжали обсуждать за глаза: вульгарна, невоспитанна, порой просто 
антиобщественна, словно Жириновский в российской Думе. Накануне одного из 
турниров фигуристку вызвали на совещание руководства компании, организовавшей 
соревнования. Предложили довольно невысокий контракт на несколько выступлений. 
Оксана, не задумываясь, послала всю высокопоставленную компанию по непечатному 
адресу.
И все-таки ее личность продолжала притягивать меня как магнит. Наверное, потому,
 что я слишком сильно влюбилась в нее в Лиллехаммере. Помнила до мельчайших 
подробностей, как мы в первый раз увиделись на катке. Как Таня Шевченко 
пропорола Баюл ногу своим коньком на последней перед выступлением тренировке и 
Оксана глубоко дышала в медпункте, чтобы не кричать от боли. Как страшно ей 
было выходить на лед и ждать, когда начнется музыка… И как отчаянно она плакала,
 когда все закончилось.
Приехав на очередной профессиональный чемпионат в декабре 2000-го, я меньше 
всего ожидала, что уже после первой и очень прилично исполненной технической 
программы Баюл подойдет в пресс-центре ко мне сама и безо всякой рисовки 
скажет:
– Так за тренера переживала. Он к бортику вышел просто никакой. Руки ходуном 
ходят. Ясразу про все забыла. «Что вы делаете, – говорю. – Свои медали мы все 
уже выиграли. Успокойтесь немедленно. Вы мне живой нужны. И черт с ним – с 
результатом».
Тренером фигуристки на тот момент уже второй год был Валентин Николаев. Он 
работал с Баюл еще в любительском спорте, но, как правило, всегда оставался в 
тени Змиевской. Та продуцировала идеи, Николаев же блистательно воплощал их 
технически. И именно к нему шли спортсмены, если сами не могли разобраться с 
проблемами. В том числе и личными.
На высказанное мной удивление столь долгим терпением в отношении Баюл Николаев 
пожал плечами: