по своим углам. Теперь это звучит смешно, но когда Лариса Савченко пришла  в
раздевалку с согнутой спиной, судорожно хватаясь за сумку, я подошла к ней с
такими словами: "Лариса, я тебе дам последний раз бесплатный совет, не играй
так много турниров". Но ее моя шутка даже не  рассмешила,  настолько  болела
спина. Нужно быть очень сильным человеком и тем более не советским, чтобы  в
тот момент, когда ты только-только начинаешь зарабатывать настоящие  деньги,
подумать еще и о том, что  не  мешает  заплатить  и  тренеру.  Все  западные
правила и ценности усвоены моментально, но тут родное  воспитание  почему-то
неизживаемо: тренер - значит, бесплатный. Понять, что Морозова, Лепешин  или
кто-то  еще  могут  повести  дальше,  что  сделает  игрока  еще  богаче,  не
получается.
   Я восторгаюсь Нуриевым. Когда он остался во Франции, ему балетная  труппа
Гранд-опера предложила подписать контракт на три года,  Нуриев  же  подписал
контракт всего на несколько месяцев. Он  заработал  первые  деньги  и  сразу
уехал... к преподавателю, который научил его одному из  балетных  элементов,
упущенных в свое время в ленинградском училище. Вероятно, он  за  эти  уроки
заплатил хорошие деньги, так  как  не  думаю,  чтобы  кто-нибудь  на  Западе
занимался бы с солистом балета бесплатно. И лишь уничтожив пробел  в  танце,
Нуриев уехал в Англию, где с  Марго  Фонтейн,  звездой  английского  балета,
которая на протяжении двадцати лет открывала сезоны Королевского балета,  он
начал исполнять фантастические партии. Вместе они стали суперзвездами. Я как
советский человек, узнав о таком факте биографии  Нуриева,  была  потрясена.
Во-первых, в те времена уже остаться на Западе - удел или очень сильных, или
сумасшедших. Не знаю, чего в нем было больше? И  второе.  Какую  надо  иметь
силу воли, чтобы отказаться от огромного гонорара - для советского  человека
вообще немыслимого - и заставить себя  уехать  в  другую  страну,  при  этом
заплатить свои первые деньги только за то, чтобы стать еще лучше. Никому  из
наших спортсменов  пока  не  суждено  пойти  на  такое.  Наверное,  нет  той
нуриевской силы, а может, и легкого сумасшествия, что всегда присуще гениям.
   Мы играли очередной ветеранский турнир во Флориде, в сказочном  местечке,
Саделбрук,  рядом  с  Тампой.  Первое,  что  я  увидела,  когда  въехала  на
территорию  стадиона,  Крис  уже  тренируется.  В  Садельбруке   расположена
академия Гарри Хофмана, и она занималась с одной из его девочек,  восходящей
звездой  американского  тенниса.  Там  прошел  замечательный   турнир,   где
собралась исключительно наша публика. То есть те, кто  болел  за  нас,  были
нашими поклонниками лет двадцать-тридцать назад. Они захотели вновь  с  нами
встретиться, скорее всего для того, чтобы еще раз пережить  острые  ощущения
из своей молодости. Я во Флориде всегда играла не блестяще, к  тому  же  еще
Крис нас всех придавливала своим авторитетом: Флорида - ее штат. Она  в  нем
любимица всех и каждого, и, что греха таить, похоже,  именно  "на  Эверт"  и
собралась большая часть публики.
   Она и родилась во Флориде в городе Фортлотордейли. И  хотя  мы  играли  в
Тампе, все равно, она же девочка из Флориды. Матч закончился, я ей  уступила
и говорю: "Крис, как же ты здорово сыграла". Она: "Оля, ты  же  знаешь,  мне
теннис легко не дается, я должна работать". Великая Крис Эверт по  сей  день
занимается теннисом по два часа. Она утром, после того как отвозит  детей  в
школу, сама едет на тренировку. Как я  понимаю,  она  занимается  не  только
теннисом, но и в джим-зале, для того чтобы быть все время в форме.
   Когда мы с этим турниром переместились в Бокаратон, где сейчас дом Эверт,
то Крис - это стало уже традицией - пригласила всех нас к себе в гости.  Дом
у  нее  одноэтажный,  но  очень  большой,   очень   красивый   и   абсолютно
американский. Высота одной из комнат, мне кажется, метров десять, поэтому  в
ней огромная стена. А вдоль этой стены витрины, в них все  ее  кубки.  Эверт
выиграла три раза турнир Хилтон хэд, и ей,  как  это  принято,  отдали  саму
вазу, главный приз. У меня  тоже  есть  тарелка  из  Австралии,  с  турнира,
который я выиграла три раза. И,  между  прочим,  еще  есть  дома  тарелка  с
первенства Италии, я его тоже три раза в паре  выиграла.  Так  вот,  у  Крис
Эверт таких трехкратных побед очень  много.  Мы  с  Бетти  Стове  подошли  к
очередной витрине: "Посмотри на эти призы, -  сказала  я,  -  мы  такого  не
выигрывали".
   Когда входишь в ее дом, понимаешь, он достоин Крис  Эверт,  другой  и  не
должен быть у такой чемпионки. Но что приятно, повсюду  разбросаны  игрушки.
Дом шикарный, мебель дорогая, люстры хрустальные,  а  везде  натыкаешься  на
игрушки, то есть дом живой и детям в нем позволяют оставаться детьми.  Когда
Крис нас встречала, на руках у нее вертелся ее младший сынишка. И  выглядела
эта картинка не нарочито, а абсолютно естественно. Я у нее спросила:  "Крис,
а как ты их троих укладываешь?", она отвечает: "Иногда  приходится  спать  в
комнате старших, потому что они боятся. Мы с Сэнди меняемся. Одна ночь  его,
следующая моя". Я в ужасе: "А куда девать третьего?"  -  "Иногда  приходится
спать с ним вместе". Такая обычная жизнь матери, отца, их детей, этой семьи,
где все любят друг друга.
   Она стала другой, нежнее, что ли. У нее  даже  взгляд  стал  мягче.  Дети
открыли другую, не спортивную, а женственную часть ее характера.  И  это  ее
только украсило. Как и все, что бы с ней не происходило.
   И СНОВА... ТРИ ИМЕНИ
   Не конец 1991 года и Беловежская пуща, а уже  1989-1990  годы  расчленили
страну, где мы родились. Время не только  намечало  новые  границы  -  стали
разрываться отношения и между людьми.  В  той  обостренной  ситуации  многие
неожиданно стали проявляться  совсем  с  иной  стороны.  Пусть  я  перестала
возглавлять сборную СССР, пусть я уехала работать в Англию,  но  мои  друзья