и бригад, не считая финских войск на севере, и бросил их на советско-германский 
фронт». 
 Невольно вспомнилось, что на протяжении этого лета в газетах появлялись и 
вскоре пропадали бесследно ворошиловградское, новочеркасское, ростовское, 
краснодарское направления. Потом в сводках Совинформбюро грянуло слово 
«Сталинград». Из сегодняшнего сообщения следовало, что именно там сейчас 
наибольшее напряжение. Может быть, такое же, как в сорок первом под Москвой. 
Вывод этот подтвердил и Колокольцев. 
 — Прочли? Очень хорошо. Битва за Москву — это уже история. Фашисты поняли: 
лобовым ударом Москву им не взять. Они решили выйти к Волге, чтобы разрезать 
нас пополам. Если противник овладеет Сталинградом… Впрочем, этого допустить 
нельзя, — он строго посмотрел на Ромашкина. — И потому вам, голубчик, опять 
придется много поработать. Мы, как и другие части, все время должны знать, кто 
держит фронт против нашего полка, и не позволять, чтобы немцы снимали свои силы 
отсюда и перебрасывали их на юг. Надо будет, Василий Владимирович, ежедневно, а 
вернее, еженощно подтверждать группировку противника. Поймите необходимость 
этого. На Волге решается судьба Отечества. — Виктор Ильич произнес это 
торжественно, вы-прямясь и приподняв голову, как офицеры старой армии, которых 
Ромашкин видел только в кино. И, безотчетно подражая киногероям, Василий тоже 
энергично встал, расправил грудь, опустил в поклоне голову, чего никогда не 
делал прежде, и ответил в тон майору: 
 — Я сделаю все, что в моих силах. 
 — Прекрасно! — оценил Колокольцев и пожал ему руку. 
 Но, выбравшись из сумрака блиндажа и увидев перед собой зеленеющие под солнцем 
склоны холмов, Ромашкин тотчас почувствовал себя как бы сошедшим с киноэкрана в 
реальную жизнь. А у своей землянки, уже совсем освобождаясь от наваждения, 
навеянного Колокольцевым, подумал о майоре жестко и трезво: «Блажит, старик. 
Преувеличивает. Если даже фашисты форсируют Волгу, мы все равно их раздолбаем. 
Но как бы то ни было, обстановка неприятная, особенно для нашего брата. Все 
будут сидеть в обороне, а разведчиков теперь загоняют». 
 На другой день и ночь Василий еще раз обследовал оборону противника, дал 
задание своим наблюдателям и стал готовить сразу три объекта для нападения. В 
этом ему помог Иван Петрович Казаков. Командуя стрелковой ротой, он по-прежнему 
проявлял интерес к захвату «языков». 
 — Смотри, что я придумал, — сказал Казаков и повел Ромашкина в отросток 
траншеи, выдвинутый вперед. — Вот, гляди. 
 Василий увидел толстую палку, вбитую в землю, к ней был привязан конец синего 
немецкого телефонного кабеля, который входил в нейтральную зону и терялся в 
кустах. 
 — Видал? Немцев приучаю. 
 — Не понял. К чему приучаешь? 
 — К шуму. Другой конец мы ночью привязали к проволочному заграждению. У них 
там банки консервные навешаны, чтобы тебя подловить, когда проволоку резать 
будешь. Вот я и дрессирую фрицев. Приходи вечерком, покажу. 
 Василий пообещал прийти и направился в роту Куржакова — проверить своих 
наблюдателей. 
 — Ну, чем порадуете, что у вас нового? — спросил он Сашу Пролеткина. 
 — Все нормально, товарищ лейтенант, — бодро ответил Саша. — Против нас прежняя 
дивизия стоит. 
 — Какие доказательства? 
 — Точные, как в аптеке, — уверенно продолжал Саша. — Посмотрите в бинокль, вон 
в той балочке — километра два за их передним краем — серая кобылка пасется. 
Видите? 
 Ромашкин подкрутил окуляры бинокля и отчетливо увидел вдали серую лошадь, она 
щипала траву. 
 — Эта кобыла, товарищ лейтенант, ночью в первую траншею харчи подвозит. Если 
бы дивизия ушла, кобылку не бросили бы, увели бы с собой. Так? 
 — Предположим. 
 — Значит, если она здесь, дивизия тоже здесь. 
 Пока Пролеткин рассказывал, Рогатин ядовито ухмылялся. 
 — А что скажешь ты, Иван? 
 — Балаболка он, — вздохнул Рогатин. 
 — Ты давай про фрицев! — огрызнулся Пролеткин. 
 — Все рассмотрел! — покачал головой Рогатин. — Даже, что кобыла, а не мерин, 
определил. Вон какой глазастый! 
 Пролеткин вспыхнул, набрал было воздуха, чтобы отпарировать, но не нашелся, 
шумно выдохнул вхолостую, промолчал. 
 — А может, фрицы, — не унимался Рогатин, — того конягу специально оставили, 
чтобы нас обмануть? Подумали: «Мы уйдем, а у русских есть хитрый разведчик Саша 
Пролеткин, нехай он любуется на эту лошадку и свое командование в заблуждение 
вводит». 
 Саша собрался наконец с мыслями: 
 — Разведчик должен по разным признакам судить об обстановке. А ты все только 
на силу свою надеешься —хватай фрица за шкирку да волоки к себе в траншеи, вот 
и вся твоя разведка. Надо ж и мозгами шевелить. 
 — Согласен, — невозмутимо ответил Иван. 
 — Соображать же надо! — торжествовал Саша. 
 — А где же твое соображение? — спросил вдруг Рогатин. — Ты нам чего сейчас 
говорил? 
 — Чего?