Но даже короткая любовь была искренней, она вырывала из круга смерти, помогала 
почувствовать себя человеком. Ведь любовь — это одно из тех чувств, которое 
делает людей людьми. Пусть встречали фронтовики своих подруг в землянках, в 
траншеях, пусть их близость была недолгой, все же я не могу назвать эти 
отношения иначе как любовь. Фронтовики, мужчины и женщины, были честны и верны 
в этом чувстве, и разлучали их ранения, долг службы или смерть. А то, о чем 
говорит майор, — скотство». Присутствие Юрика было невыносимым. Курсант может 
подумать, что это и есть одна из доблестей офицеров, которой, как и другим, он, 
несомненно, захочет подражать. 
 Ланский между тем не замечал отчужденности офицеров и с увлечением продолжал 
рассказ. 
 Ромашкин был поражен, как иногда повторяются в жизни очень похожие ситуации. 
«Вот сейчас я встану и дам ему по морде точно так же, как влепил Морейко. И 
опять будет штрафная рога, даже трибунал, он же юрист. Нет, надо поступить 
как-то иначе». Слушать и видеть сладострастное лицо Юрика уже не было сил. 
Ромашкин встал и тихо молвил: 
 — Хватит. Неужели вы не понимаете, что это нехорошо? 
 Майор удивился, ему казалось, что все слушали с большим интересом. 
 — Правильно, — поддержал капитан Соломатин, — не надо больше об этом. 
 Майор обиженно хмыкнул, пожал плечами, встал и ушел покурить. 
 —Ты, Юра, забудь, что говорила эта шлюха, — посоветовал капитан, не глядя в 
глаза курсанту. Ему было стыдно смотреть на юношу. 
 Вдруг открылась часть стойки, которая огораживала кассу. Из кассы вышла 
молодая женщина. Она подошла к Василию и негромко, но в то же время не таясь от 
тех, кто находился поблизости, сказала: 
 — Пойдемте, товарищ старший лейтенант, я устрою вас на ночлег. 
 Это было очень кстати. После случившегося неприятно оставаться рядом с Ланским.
 Без долгих размышлений Василий взял свой чемодан и приготовился шагать через 
лежащих. Но вовремя спохватился: «Нехорошо так бросить друзей». 
 — А в комнате отдыха еще три места не найдется? — спросил он. 
 — Нет, могу устроить только одного. 
 Ромашкин смотрел на сапера и курсанта — как быть? 
 — Иди, — сказал капитан, — зачем здесь маяться, если есть возможность 
отдохнуть по-человечески. 
 Василий кивнул и зашагал к двери. 
 Вышли в мокрую тьму. Ветер словно влажной марлей зашлепал по лицу. Василий шел 
за женщиной и думал: «Как неосторожно мы болтали…» Поравнялся с ней, спросил: 
 — Вы все слышали? 
 — Спасибо вам, товарищ старший лейтенант. 
 — За что спасибо? 
 — Заступились за женщин.
 Ромашкин предполагал, что кассирша ведет его в гостиницу или в комнату отдыха 
для летного состава, где хочет устроить в порядке исключения. Но они вошли в 
подъезд с запахами домашней кухни. Не похоже, чтобы здесь размещалась гостиница.
 
 Вынув из сумочки ключ, женщина отперла дверь на втором этаже. В светлом 
коридоре было три двери. За двумя из них слышались голоса. Одна из дверей 
распахнулась. Выглянула полная молодая блондинка в байковом бордовом халатике. 
 — Верочка пришла, — приветливо не то спросила, не то сообщила она тем, кто был 
за дверью, — да еще с гостем! — Глаза соседки засветились любопытством. 
 Тут же отворилась другая дверь, из нее шагнула пожилая, с отекшими ногами, 
по-домашнему непричесанная женщина. 
 — Гость у Веры? — изумилась она и бесцеремонно стала рассматривать Василия. — 
Старший лейтенант. Красивый, — говорила она по мере осмотра. Глаза у нее были 
доброжелательные, тон шутливый, поэтому слова ее хоть и смущали, но не были 
неприятными. 
 — Раздевайтесь, — сказала Вера и сняла пальто у вешалки. Ромашкин стянул 
шинель. Пожилая соседка воскликнула: 
 — Сколько наград! Однополчанин, Верочка? 
 — Да, вместе воевали. 
 — Вот как хорошо, очень рада за вас. — Блондинка, не стесняясь, спросила: — 
Есть чем угощать гостя-то? Если нет, возьмите у меня с белой головкой, не 
разливная. Петя вчера привез. 
 Вера посмотрела на Василия, глазами спросила: «Взять?» Он смущенно ответил: 
 — Не надо. Вы же знаете, я уже… 
 — Ну проходите, не стесняйтесь, — пригласила пожилая, будто звала в свою 
комнату. 
 Соседки явно уважали Верочку. И гости, видно, у нее бывали нечасто. То, что 
кассирша привела его не в гостиницу, а к себе, очень смутило Ромашкина, он 
чувствовал себя стесненно и рад был поскорей войти в комнату с глаз долой от 
соседок, хотя они и были приветливы. 
 Комнатка Веры оказалась крошечной. Меньше, чем прихожая. Здесь стояла одна 
солдатская железная кровать. В узком проходе между кроватью и стеной — тумбочка,
 на тумбочке зеркальце, пудра, флакончик духов. У самой двери стоял одинокий 
старинный стул. Его добротное, темное от времени дерево, желтая сеточка на 
спинке и тисненая ткань на сиденье очень не гармонировали с беленными известью 
стенами и больнично-казарменным убранством комнатки. 
 — Садитесь, — Вера указала на стул.
 Ромашкин увидел по глазам: ей приятно, что у нее есть такой хороший стул и что 
гостю на нем будет удобно.