не было. 
 «Возможно, все это тщательно замаскировано?» — опасливо предположил Василий. 
 До самого рассвета ползал он по немецкой обороне, но железобетонных сооружений 
так и не нашел. Это его обрадовало. Теперь тревожила главным образом огромность 
водного пространства. Переплыть такую реку не то что под огнем, а и просто так 
удастся не каждому. Вспомнилось, как сам окоченел и едва не утонул прошлой 
ночью. А как поплывут войска? По ним будут бить из пулеметов и орудий, их будут 
бомбить с воздуха. Скоростных катеров и лодок нет, придется воспользоваться 
только подручными средствами. А какая у них скорость? На примитивном плоту, на 
связках соломы, на пустых бочках не очень-то разгонишься!..
 Утром по радио получили распоряжение: «Будьте готовы к корректировке огня». 
Ромашкин заранее высчитал и нанес на схему координаты целей, чтобы не тратить 
на это время в разгар боя. 
 День прошел без происшествий, если не считать, что после соленых огурцов всех 
страшно мучила жажда. Фляги опустошили уже к середине дня, все стали попрекать 
Сашу Пролеткина. 
 — Дернул тебя черт найти эти огурцы, запеклось все во рту, — ворчал Голощапов. 

 — Сожрал полбочки, конечно, запечет! И не только во рту, — огрызнулся Саша. 
 Дотерпели до темна. Но и тут муки не кончились — к воде не пробраться. Ударила 
артиллерия, забухали разрывы, и разведчики поняли — форсирование началось под 
покровом ночи. 
 Им не было видно, что творится на Днепре. Все высоты, с которых 
просматривалась река, были заняты гитлеровцами. Ориентировались по 
артиллерийской канонаде. Она грохотала вдоль всего побережья. 
 Первыми форсирование начали те, кто раньше других вышел к Днепру. Главных сил 
ждать не стали. Успех обеспечивался прежде всего внезапностью. 
 Справа и слева Ромашкин слышал уже трескотню автоматов. Это означало, что 
какие-то подразделения успели зацепиться за правый берег. А в полосе 
караваевского полка еще тихо. 
 Василий забеспокоился: «Неужели потопили всех? Течением полк снести не могло. 
Он отчаливал, конечно, повыше нас, мы ведь предупредили, какая тут скорость 
течения». 
 Несколько раз мощные налеты артиллерии едва не разнесли в клочья самих 
разведчиков. Было и страшно, и радостно: бьют-то свои! 
 — Дают жизни! — комментировал Саша Пролеткин, и даже в темноте было видно, как 
он побледнел. 
 — Пусть дают, — глухо отозвался Рогатин, — на реке легче ребятам будет. 
 — А я что, возражаю? Нехай дают, — соглашался Саша. 
 И вот, наконец, торопливая трескотня автоматов, взрывы гранат, крики — совсем 
поблизости. Кто-то отчаянно взвыл, видно, напоролся на штык или нож. В первой 
прибрежной траншее явно завязалась рукопашная Не терпелось выскочить и бежать 
на помощь своим. Пролеткин трепетал, как лист на ветру, шептал в горячке: 
 — Товарищ старший лейтенант, пора… Ну, товарищ старший лейтенант… 
 Даже спокойный Рогатин весь подался вперед, с укором поглядывал на командира. 
 — Подождите, хлопцы, — сдерживал их Василий, — уж если ударим, то в самый 
нужный момент… 
 Их-то успокаивал, а сам думал: «Как угадать этот момент? Может быть, он уже 
наступил вот сейчас, когда наши цепляются за берег? Может, осталось там 
несколько человек и самое время помочь им?» 
 Из первой траншеи все еще слышалась стрельба. Теперь и пули летели в сторону 
разведгруппы. Неподалеку — торопливый топот множества сапог, говор на бегу и 
разгоряченное дыхание. 
 Ромашкин огляделся. Около роты фашистов разворачивалось для контратаки. 
"Значит, нашим удалось зацепиться! Но сейчас ударит эта свежая рота, и что 
станет с теми, кто отбивается у кромки воды? " 
 Он не мог больше ждать. Приподнялся, взвел автомат, тихо скомандовал: 
 — За мной! 
 Разведчики поняли все без разъяснения. Они как тени пошли на некотором 
удалении от немецкой цепи. Возможно, кто-то из фашистов, оглянувшись, и увидел 
их. Но разве мог он подумать, что по пятам следуют русские разведчики! 
 Прозвучало громкое «Хайль!», и немецкая рота кинулась вперед быстрее. Из 
прибрежной траншеи навстречу ей забрызгали огоньки автоматов. 
 Когда до траншеи осталось совсем рукой подать и неотвратимая волна контратаки 
готова была захлестнуть наших, Ромашкин закричал: 
 — Огонь по гадам! Бей их, ребята! 
 Двенадцать автоматов полоснули длинными очередями в спины атакующих. Темные 
фигурки закувыркались, закричали, поползли по земле. 
 На Ромашкина бежал дюжий немецкий офицер, истошно вопя: 
 — Нихт шиссен! Не стреляйте, здесь же свои! 
 Жук встретил его очередью. А впереди почти то же самое кричал Голощапов: 
 — Эй, славяне! Подождите стрелять! Мы свои! 
 Разведчики с ходу свалились в траншею. Их обступили солдаты с того берега. 
Начались радостные восклицания: 
 — Откуда вы взялись? 
 — Вот выручили! 
 — Мы думали — хана! 
 — Ну, спасибо, разведчики! 
 Василию показался знакомым паренек, который верховодил в траншее. 
 — Где-то видел тебя, — не очень уверенно сказал Ромашкин.