номер Х-21, который он вам присвоил, и задание, которое он вам доверил. С 
другой стороны, когда вы впервые заговорили с фон Калле, вашим первым поступком 
было рассказать именно об этом. Вы притворились, что взялись за выполнение 
поручения французов. Так кому же вы в таких обстоятельствах служили на самом 
деле? И кого вы обманывали? Францию или Германию? Нам кажется, что ответ прост.

Мата Хари не сдавалась.

— Если мое поведение по отношению к французам и к немцам было разным, то только 
потому, что я планировал нанести немцам вред — что мне и удалось, а французам 
помочь — что мне тоже удалось. В конце концов, я не могла ожидать, что мне 
разрешат транзит через Германию, раз уж я подсунула им свинью! Мне ничего не 
оставалось, как заставить их поверить, что я на их стороне, тогда как на самом 
деле игру вели французы. Когда я выудила у фон Калле некоторые сведения, я три 
раза попыталась встретиться с капитаном Ладу на Бульваре Сен-Жермен. Если бы 
мне это удалось, я сказала бы ему: 0— Вот вам пример того, на что я способна. 
Теперь ваша очередь!

Бушардон: — К сожалению, все ваши действия можно рассматривать и в другом свете.
 Для вас невозможно было пойти на встречу с фон Калле, не рискуя, что вас 
заметит кто-то из наших агентов. Потому вам просто необходимо было провести 
защитные мероприятия, чтобы вы нам потом смогли рассказать: «Я пойду к фон 
Калле, но сделаю это для вас». Каждый, кто знает правила разведывательной игры, 
согласится, что немецкий агент в ситуации, похожей на вашу, получил бы от 
противника некоторую информацию, чтобы завоевать этим наше доверие. И даже если 
эта информация была правдивой, она ко времени, когда вы ее нам пережали, уже 
потеряла свою ценность.

— Все, что вы тут выдумали, неправда, уверяю вас. Я никогда раньше не 
занималась шпионажем. Я жила только ради любви и удовольствия. Я никогда 
намеренно не встречалась с людьми, которые могли бы достать для меня информацию.
 Кроме того, я хочу указать вам на то, что сведения, полученные мною от фон 
Калле, не были не маловажными, не устаревшими. Полковник Данвинь уверял меня, 
что полковник Губе нашел их очень интересными.

— Вы так же утверждали, что ничего не знали о шпионаже. Но это мало согласуется 
с вашим большим секретным планом, который у вас был, и за который вы 
потребовали миллион.

— Я просто упомянула моих знакомых во Франции. Но я была бы в состоянии 
познакомиться и со многими людьми в Бельгии, и эти связи потом, под управлением 
капитана Ладу, смогли бы потом принести большую пользу. И, кроме того, вся идея 
того, чтобы я стала шпионкой и одновременно работала на две страны, была не 
моим предложением, а исключительно капитана Ладу.

В досье капитана Бушардона было еще кое-что: — За вами было установлено 
наблюдение во Франции с июня 1916 года. Из донесений, которые у нас есть, четко 
следует, что в «Гранд-Отеле» вы всегда пытались познакомиться в первую очередь 
с офицерами различных национальностей, пребывавших там перед отправкой на фронт.


Мата Хари: — Я люблю офицеров. Я любила их всю мою жизнь. Я лучше буду 
любовницей бедного офицера, чем богатого банкира. Самое большое для меня 
удовольствие — спать с ними. При этом я не думаю о деньгах. Кроме того, я 
охотно сравниваю людей разных национальностей. Я клянусь вам, что мои отношения 
с офицерами, которых вы упомянули, были продиктованы только тем чувством, 
которое я вам сейчас описала. К тому же, все эти господа сами приходили ко мне. 
А я со всей душой говорила им: Да. Они уходили от меня полностью 
удовлетворенными и ни словом не упоминали войну. Я не спрашивала ни о чем 
секретном. А постоянно я встречалась только с Масловым, потому что я его люблю.

Но история Мата Хари не произвела на Бушардона никакого впечатления. Он не 
верил, что она никогда не говорила о войне. Он не верил, что «мундир» просто 
обладал для нее особой притягательностью, уже тогда, когда она жила в Гааге и 
познакомилась с МакЛеодом. Посему Бушардон считал своим долгом не верить ей, 
что так много этих мужчин были ее любовниками просто потому, что она 
предпочитала офицеров гражданским.

Бушардон потребовал объяснения некоторых ее высказываний на предыдущих допросах.
 Почему, например, она не сказала барону ван дер Капелену, что хочет поехать в 
Виттель,чтобы поправить там свое здоровье?

— Потому что я на самом деле должна была ехать в Виттель, как уже делала это до 
войны. Почему я до моего отъезда написала барону, что со мной все в порядке, то 
только потому, что барон принадлежит к той породе людей, которые просто не 
хотят даже ничего знать о людях, которым плохо. Ему нужна любовница, которая 
радостна, здорова и всегда в хорошем настроении.

Перед тем, как допрос закончился. Бушардон еще раз напомнил о 20 тысячах 
франков, которые ей заплатил Крамер.