удушающие газы, воздушные налеты на беззащитные города и отвратительные 
диверсии, неизбежно было внесение насилия и в шпионаж, и в секретную службу. 
Молодой начальнице школы секретных агентов поручено было ввести в обиход 
жестокое новшество - "шпиона - недоумка", т. е. трусливого, не пользующегося 
доверием или явно ненадежного шпиона, которого хладнокровно приносят в жертву. 
      Антверпенский центр не раз организовывал такие операции. Так, например, 
голландского путешественника Хугнагеля подсунули французам, чтобы прикрыть 
деятельность таких опытных шпионов, как Генрихсен и греческий агент в Париже 
Кудиянис. Хугнагель никоим образом не годился для секретной службы. Однако, раз 
уж агенты по вербовке доставили голландца "Докторше", она использовала его, как 
могла. На его учетной карточке следовало поставить: "Хугнагель не пригоден ни 
для шпионажа, ни для контрразведки; возможно, полезен как подставное лицо." И 
его поездку в Париж устроили лишь для того, чтобы от него отделаться. Ничего не 
подозревавший Хугнагель, прибыв в Париж, вздумал использовать код, который был 
уже прекрасно известен французской контрразведке. Он писал на полях газеты, и 
это было тотчас же раскрыто; его арестовали, осудили и расстреляли. Между тем 
он никогда не работал против Франции и французов. Зато более ценные агенты 
успели благополучно улизнуть. 
      Бельгийской военной разведке, подобно королю Альберту и остаткам армии, 
пришлось искать приюта в соседней стране. Но и в самой Бельгии после её 
оккупации работала импровизированная подпольная организация, поставившая себе 
целью освобождение родины. Это наспех налаженная секретная служба начала 
наблюдение за домом № 10 по улице Пепиньер вскоре после того, как там появилась 
фрейлен Шрагмюллер. В Лондоне, Париже и других центрах чины разведки, на 
которых лежала обязанность обнаруживать и искоренять германский шпионаж, 
нуждались в приметах каждого лица, входившего в Антверпенскую школу. Мальчишки, 
затевавшие с виду невинные игры на улицах, прилегающих к угловому дому в 
Антверпене, были глазами и ушами союзной разведки. 
      Каждый, кого посылали в Антверпен для обучения, прибывал обычно на 
автомобиле или по железной дороге; его встречали на станции и привозили в школу 
в закрытом автомобиле со спущенными занавесками. Автомобили почти всегда 
останавливались у бокового входа. Едва машина замедляла ход, парадная дверь 
распахивалась. Когда же автомобиль останавливался, пассажира с бесцеремонной 
поспешностью выталкивали из машины и увлекали в дом. Прохожие могли видеть его 
всего лишь в продолжение одной-двух секунд, не больше. Но мальчишки смотрели в 
оба. 
      Гостя ждала сдержанная встреча, и попадал он в суровую обстановку. 
Темными коридорами, мимо закрытых дверей, его вводили в отведенную ему спальню 
и там запирали. Окна, выходившие на улицу, были закрыты ставнями и загорожены 
решетками; для вентиляции служило окно, выходившее во двор. Это было сделано 
после того, как Эльзбет Шрагмюллер побывала в других шпионских школах. Она 
убедительно доказала своим коллегам, что маски, носимые учащимися в качестве 
гарантии против измены или против угрозы появления в школе двойных шпионов, 
явно недостаточны. 
      Таким образом, антверпенским курсантам приходилось жить и работать в 
комнатах-одиночках, отличавшихся от тюремных камер лишь несколько большими 
удобствами. Никому не позволялось селиться за пределами школы. Имена 
упразднялись. К дверям комнаты курсанта прибивали карточку с обозначением его 
кодовой клички. Через определенные промежутки времени в дверь стучал солдат, 
отпирал её и вносил поднос с вкусной и обильной едой. Преподаватели приходили 
давать уроки. В течение трех недель учащийся должен был сам убирать свою 
комнату и в ней же совершать "прогулку" или делать гимнастику. Лишь по 
установлении степени одаренности и усердия кандидату предоставлялись кое-какие 
льготы, но только в пределах самой школы; и так до конца курса. 
      Заслужив, наконец, право свободно выходить из своей комнаты, курсант 
получал возможность ознакомиться с оборудованием современной разведшколы. В 
Антверпене имелись отличные коллекции моделей и карт, диаграмм и фотографий. С 
их помощью изучали города, моря, порты и страны всего мира, равно как и военные 
корабли всех типов, подводные лодки, транспорты и торговые суда, воздушный флот,
 осадную и полевую артиллерию, береговые батареи и укрепления - вообще все, что 
имело отношение к военному делу. Этот познавательный материал постоянно 
обновлялся в зависимости от хода и развития военных действий. Школа могла также 
похвастать первосходной библиотекой технической и научной литературы, в том 
числе цветными альбомами мундиров и полевого снаряжения всех противостоящих 
армий, полковых и дивизионных эмблем и знаков различия - от капрала до 
фельдмаршала. 
      Постепенно усвоив все эти сведения, курсант, наконец, погружался в 
сокровенные тайны своей профессии - и обычно поступал в обучение к самой 
"фрейлен Доктор". Заключительными номерами обширной программы были коды, шифры 
и другие уловки. Наряду с этим проходился курс "невидимых" чернил, изучались 
способы их применения и изготовления и все прочие приемы и трюки, составляющие 
оборонительную и наступательную тактику секретной службы военного времени. 
      На подготовку шпиона уходило 10-15 недель. В конце учебы "фрейлейн 
Доктор" обращалась к курсантам с напутствием: она взывала к патриотизму одних, 
спортивному инстинкту других, жажде приключений третьих. Вот одно из её 
наставлений: 
      "Скрывайте свое знание языков, побуждайте других к свободному 
высказыванию в вашем присутствии, и помните: ни один агент не говорит и не 
пишет по-немецки, когда находится за границей. Даже в том случае, если немецкий 
явно не родной язык". Или еще: