них, как впоследствии сообщил полковник Пикар, фотографировали любое лицо, 
посещавшее германское посольство. 
      3 (стр. 184) 
      Полковник фон Шварцкоппен хотя и соблюдал все правила предосторожности, 
употребляя коды и шифры для связи с каждым из "аккредитованных шпионов", иначе 
называемых военными атташе, но, очевидно все же не опасался агентов французской 
контрразведки, следивших за каждым его шагом, укладывавших его в постель, 
будивших его, подметавших квартиру и читавших его почту раньше него самого. 
      4 (стр. 187). 
      Фотомаскировка Анри была одной из его немногих поистине остроумных уловок 
в области разведки, тем более что для сохранения ценного документа считалось 
совершенно нормальным держать подлинник запертым в сейфе, а в заинтересованные 
суды предъявлять засвидетельствованные фотокопии. Когда "фальшивый Паниццарди" 
ы 1898 году был во всеуслышание зачитан в парламенте военным министром, это 
вызвало бурные аплодисменты. Говорят, однако, что молодой англичанин Дж. Макси 
сразу обнаружил подделку и разоблачил её автора. Его выступление - вся Англия 
была в общем за Дрейфуса - явилось лишним ударом молота по рушащейся баррикаде 
у фасада французской юстиции. Нужно все же учесть, что если бы Анри не проявил 
чрезмерного рвения в своем вероломстве, если бы он предпочел уничтожить улику 
против себя сразу после того, как она сделала свое дело, навредив Дрейфусу, то 
все преступления контрразведки никогда не были бы разоблачены, а жертвы этих 
преступлений обречены на гибель и опалу. 
      5 (стр. 187) 
      Замечательно, что столь несходные между собой участники этого дела, как 
генерал Пикар и Эстергази, полагали, что смерть Анри не была результатом 
самоубийства 
      6 (стр. 190) 
      Когда в 1903 году Дрейфус добивался пересмотра своего дела в кассационном 
суде, фон Шварцкоппен написал о нем меморандум, найденный в его бумагах. Этот 
документ был опубликован вместе со всей относящейся к нему перепиской в Берлине 
в 1930 году, а перевод напечатан в парижской газете "Эвр". В ту пору Дрейфус 
впервые посетил Берлин в качестве гостя его немецкого биографа д-ра Бруно Вейля,
 который нашел его "приветливым старым офицером, оптимистом без малейших 
признаков озлобления". Вернувшись в Париж, полковник Дрейфус написал редактору 
"Эвр": 
      "Бумаги генерала Шварцкоппена заставили меня вновь с силой пережить 
физические и нравственные страдания, воспоминания о которых не смогли изгладить 
прошедшие годы. Они неопровержимым образом подтверждают факты, установленные 
мастерским следствием кассационного суда, которое завершилось пересмотром дела 
в 1906 году. 
      Генерал фон Шварцкоппен сообщил все, что он знал; приходится, однако, 
глубоко сожалеть о том, что он не счел своим долгом сделать это в тот день, 
когда понял, что совершена судебная ошибка". 
      Жорж Клемансо, одним из первых выступивший в защиту Дрейфуса, часто 
говорил, что жертва "дела Дрейфуса" так и не сумела понять движущих причин 
процесса. Правда, Дрейфус никогда не позволял своим защитникам изображать себя 
мучеником и, насколько мог, мешал им наживать политический капитал на его деле. 
Лишь в 1933 году, узнав о зверском обращении с евреями в гитлеровской Германии, 
Дрейфус как бы впервые осознал свое заблуждение и воскликнул. "Итак, мои муки, 
как видно, оказались напрасны" 
      В последние месяцы своей жизни он почти совершенно ослеп, и главной его 
радостью было общение с детьми, внуками и бесконечно преданной ему женой, а 
также благотворительность. 
      Дрейфус скончался 12 июля 1934 года в Париже, в возрасте семидесяти шести 
лет. 
      К ГЛАВЕ ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЙ 
      1 (стр. 206) 
      Японский кодекс нравственности, известный под названием "Бусидо", вменяет 
в обязанность шпионаж в пользу монарха и государства, считая такое занятие 
проявлением долга и чести 
      2 (стр. 207) 
      Манусевич-Маиуйлов был не только полицейским агентом, но и журналистом, а 
также выполнял поручения разведывательного характера, получаемые от графа Витте.
 В богатой хронике интриг царской разведки за Манасевичем-Мануйловым числится 
такое достижение, как успешная вербовка попа Гапона, который в "Кровавое 
воскресенье" 22 января 1905 года в Петербурге повел массы к царскому дворцу 
требовать справедливости и свободы. 
      К ГЛАВЕ ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ 
      1 (стр 217) 
      На одной из почтовых расписок, полученных Редлем, значился адрес 
объединенного штаба французской и русской разведки в Брюсселе На лозаннской 
квитанции значился адрес иностранного бюро итальянской секретной службы, 
впоследствии прославившегося военными операциями генерала Зупелли и профессора 
Боргезе. Варшавский же адрес, вероятно, был адресом д-ра Каца, известного 
русского шпиона, жившего в Польше, а в начале мировой войны переехавшего в 
Копенгаген. 
      2 (стр 224) 
      Специальный стенографический отчет об этом шпионском процессе был 
отпечатан для императора Франца-Иосифа, которому окружающие его лица обычно не 
давали вникать в дела, связанные с разведкой.