|
это eщё не конец. Будь я дальновиднее, я, быть может, понял бы, что это только
начало.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На этом кончается операция «Цицерон». Война вскоре вступила в свою
конечную стадию, которая обычно завершается политическими переворотами. С
началом последнего грандиозного наступления на Востоке и За, паде исчезла
всякая надежда добиться мира путем переговоров. Если бы Цицерон продол– ' жал
доставлять нам материалы, едва ли они имели бы какуюлибо ценность для Германии
– даже если бы немецкие руководители знали, как их использовать, а они этого не
знали. К концу 1944 года была потеряна последняя ставка на дипломатические и
политические махинации, о которых я когдато говорил Элизабет.
Быть может, читателю интересно узнать, что случилось с главными
действующими лицами этого повествования.
Мое двусмысленное положение кончилось с разрывом дипломатических отношений
между Турцией и Германией. В мае 1944 года, то есть вскоре. после событий, о
которых говорилось в предыдущей главе, турки пришли к соглашению с союзниками,
и несколько месяцев спустя дипломатические отношения между Турцией и Германией
были прерваны.
В эти месяцы я под различными предлогами все время откладывал свое
возвращение в Германию, хотя мне давно было приказано вернуться.
С мая по август вместе с другими германскими официальными лицами в Турции
я был занят эвакуацией довольно большой немецкой колонии, всё eщё находившейся
там. Предстояло отправить в Германию более двух тысяч человек, в том числе
много женщин и детей. Турки заявили нам, что все эти люди должны выехать к
концу августа, в противном случае их интернируют как подданных вражеской страны.
Но мы сумели почти всех их отправить на родину.
Германский посол выехал 5 августа 1944 года. До конца месяца
предполагалось отправить трр специальных поезда, на которых должны были выехать
все оставшиеся немцы.
Я вовсе не жаждал вернуться в Германию и поэтому устроил так, что должен
был выехать лишь с последним поездом. Однако этот поезд вовсе не вышел из
Анкары. Красная Армия, наступая через Балканы, уже перерезала железнодорожную
линию гдето между Софией и Белградом.
Таким образом, 31 августа я и моя семья были интернированы вместе с
другими оставшимися в Анкаре сотрудниками посольства и членами немецкой колонии.
Нас не отправили в концлагерь – мы просто остались на территории посольства.
Единственное изменение состояло в том, что дом окружили несколькими рядами
колючей проволоки, за которой взад и вперед ходили часовые.
Это интернирование было временным, пока не найдется возможность отправить
нас в Гер» манию. Мы ждали, что eщё до конца года нас отправят на шведском
пароходе, которому союзные флоты должны были обеспечить свободный путь и
дипломатическую неприкосновенность. Но мне опять повезло. До конца апреля 1945
года шведы не могли предоставить нам этого парохода. К тому времени Гитлера уже
не было в живых, а Третий Рейх доживал последние дни.
Через некоторое время я и несколько других германских дипломатов
погрузились на пароход в Стамбуле. Когда мы добрались до Гибралтара, воййа
закончилась. Поскольку не существовало больше германского правительства, не
было также и германской дипломатической службы. Мы утратили свою
дипломатическую неприкосновенность. Некоторые из нас были ненадолго
интернированы англичанами сначала в Англии, а позже – в Германии, в английской
зоне оккупации.
После допроса меня освободили и отправили обратно в Вену, в мой родной
город. Там я встретился с женой и детьми, которые до этого некоторое время
провели в Швеции. Когда шел Нюрнбергский процесс, меня раза два вызывали в суд
давать показания. Против меня не было выдвинуто никаких обвинений. С радостью
могу сказать, что я возвратился к мирной жизни с честной репутацией. Теперь я
живу в небольшом местечке возле Инсбрука, в Австрийском Тироле, где работаю
начальником по экспорту в одной из фирм, занимающейся производством текстиля.
И Риббентроп и Кальтенбруннер были приговорены в Нюрнберге к смертной
казни и повешены. Фон Папена, который тоже был в числе подсудимых на этом
знаменитом процессе, полностью оправдали. Теперь он живет в Западной Германии.
Не знаю, какая судьба постигла девушку, которую я называл Элизабет. Я
видел eё один раз, но поговорить с ней мне не удалось. Это произошло уже после
рокового 6 апреля, а немного спустя она уехала из Турции – к лучшему или к
худшему для нее, трудно сказать. Она как в воду канула, и до сих пор даже eё
семья не имеет представления, где она живет, и не знает, осталась ли она в
живых.
Я не знаю, как она выглядит теперь. Элизабет, которая работала у меня,
была очень светлой блондинкой с длинными волосами – типичная гетевская
«Гретхен». Я слышал, что у девушки, которая выехала тогда из Турции, были
короткие черные волосы, что на ней была изящная американская одежда и что она
изрядно красилась. Как говорили, она была похожа на элегантную молодую
американку.
Цицерон тоже как в воду канул. Вскоре после нашей последней встречи его
уже не оказалось в английском посольстве. Был ли он арестован или же сумел
вовремя скрыться, я не знаю, да, вероятно, и не узнаю никогда. Архивы
английской разведывательной службы могли бы раскрыть, что с ним произошло, –
могли бы, но этого, конечно, никогда не будет.
|
|