более и более не нравится, хотя особенно радостных чувств он мне не внушал 
никогда.
     Леонтий Леонтьевич Беннигсен – необыкновенно длинный, сухой, 
накрахмаленный и важный, словно статуя Командора из «Дон Гуана».
     Он невыразимо заносчив, сух и вообще придает своей особе чересчур 
повышенное значение. Без всякого сомнения, милость императора плохо сказывается 
на нем. И я всетаки никак не понимаю, как можно держать при своей особе убийцу 
собственного отца! И тем более оказывать ему милость! Но вот что потрясло меня 
сегодня – как это только генерал Беннигсен решился принять любезное приглашение 
Михаила Богдановича деТолли! Мне отличнейшим образом известно (на этот счет в 
канцелярии воинской полиции есть целая кипа донесений), что сей генерал во все 
свое нынешнее пребывание в Вильне постоянно интригует против графа и вообще 
всячески поносит его.
     Агенты сообщают: Беннигсен неизменно нашептывает императору Александру 
Павловичу, что граф БарклайдеТолли непременно будет разбит Бонапартом уже в 
первом приграничном сражении. Более того, Беннигсен рекомендует его величеству 
незамедлительно отправить графа в отставку и с поста главнокомандующего, и с 
поста военного министра.
     Но тем не менее на ужин к военному министру генерал является как миленький,
 с наглой усмешкой принимая ухаживания любезных хозяев (Барклай и не 
подозревает о происках Беннигсена – я ничего не сообщил ему).
     О бесстыжий наемник, озабоченный не спасением России, а добыванием для 
себя любым способом наград и чинов!
     Со мной во время ужина Беннигсен почти не разговаривал. Он вообще мало 
кого удостаивал своей беседой, будучи самим воплощением высокомерия. А если и 
говорил о ком, то с нескрываемо злобной иронией – поистине шипел, а не говорил.
     Изза присутствия генерала Беннигсена, изза его неистребимой чванливости 
ужин был решительно испорчен – для меня во всяком случае, – а ведь сегодняшний 
день начался так радостно, так счастливо, так безмятежно: утро было поистине 
упоительным.
     Однако как бы косо ни поглядывал на меня убийца императора Павла I, 
отставка варшавского резидента барона Биньона все равно остается моей победой, 
эта отставка является прямым признанием того, что я недаром провел тут апрель и 
большую часть мая. Уход барона доказывает, что высшая воинская полиция 
Российской империи уже существует. Это непреложный факт, с коим теперь нельзя 
не считаться.
     Все. Полистаюка на сон грядущий хотя бы пару страничек из «Разбойников» 
Шиллера, наслажусь хотя бы одним монологом и иду спать. Кажется, ничто так не 
ласкает мне душу, как сие бессмертное творение.
     
     
  1 Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни 
России начала XIX века. М., 2000. С. 145–146.
  
  2 Герцен А. И. Собр. соч. в 30ти т. М., 1954. Т. 2. С. 314.
  
  3 Русская старина, 1877, июль, с. 434.
  
  4 Вигель Ф. Ф. Записки, М., 1892. Ч. 3. С. 115.
  
  5 Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 336.
  
  6 Полная рукопись записок хранится в архиве «Русской старины»: Отдел 
рукописей Пушкинского дома. Фонд 265. Опись 11, 2498.
  
  7 Вацуро Вадим. Готический роман в России. М., 2002. С. 241.
  
  8 Русский архив, 1871. С. 1165.
  
     ??
     
     ??
     
     ??
     
     ??