жбе зависит от многих обстоятельств: от числа и характера 
разведывательных донесений, которые он направит в Лэнгли, от количества и 
качества завербованных агентов. И, конечно, нужен сильный покровитель. Вербовка 
советского разведчика - огромная удача для него. Николс недаром слыл 
счастливчиком: ему везло на обстоятельства, везло на патронов. 
      Рождение "крота" состоялось. Необходимый сертификат оформлен. 
Новорожденный прошел обряд крещения. Теперь предстоял сложный процесс 
подготовки завербованного агента к работе в тылу грозного главного противника. 
      Резидентура в Бангкоке - в водовороте событий. Привычная суета сменилась 
кипучей работой. Сплошным потоком летят в Лэнгли реляции и предложения, в ответ 
приходят телеграммы и письма, приезжают специалисты-инструктора по 
многообразным аспектам оперативного ремесла. "Пилигрима" необходимо обучить 
всему тому, что должно обеспечить бесперебойную и эффективную связь агента со 
штаб-квартирой ЦРУ через московскую резидентуру американской разведки. 
      Страхи и сомнения 
      Морской пассажирский порт Бангкока находится в 35 километрах от Сиамского 
залива, из которого дальнейший путь ведет на просторы Тихого и Индийского 
океанов. Нижнее течение реки Менам Чао Прайя, некогда непригодное для 
судоходства, теперь расчищено от ила. Бангкокский порт принимает большие 
морские суда - торговые и пассажирские. 
      В день отплытия из Бангкока вице-консула советского посольства у одного 
из пирсов порта возвышался белый красавец - теплоход "Ярослав Мудрый". Деловито 
работала команда корабля, по трапу поднимались пассажиры. 
      Плахов стоял на верхней палубе. В Таиланде нет строгих пограничных и 
таможенных правил для дипломатов. Все формальности - позади, объемистый багаж 
погружен в трюм. Планов смотрел на город. Он привык к Бангкоку, ему было трудно 
с ним расставаться. Но прощание неизбежно, командировка в далекую страну 
завершилась, его ждали на Родине. Дипломат направился в свою уютную каюту. В 
ней он проведет долгие дни морского путешествия. 
      Питер Николс из вестибюля порта наблюдал за отплытием теплохода. Вот он 
уже отошел от пирса, влекомый мощными буксирами, и медленно плывет по широкой 
реке. Волны, рожденные "Ярославом Мудрым", ударяются в пирс и откатываются 
назад. Николс пошел к своей автомашине, припаркованной неподалеку. Он 
возвращался в посольство - нужно дать телеграмму в Лэнгли об отъезде 
"Пилигрима". 
      А Лев Плахов уже в каюте. Его ждут долгие дни тяжелых раздумий о 
пережитом и о грядущем. В каюте он достал из кармана футляр для очков, вынул 
очки и внимательно, с каким-то испугом начал разглядывать футляр. Вновь 
задумался... 
      Плаховым уже многие дни безотчетно владели два чувства - какой-то 
холодящий страх и неукротимое стремление к наживе. Страх перед разоблачением 
его контакта с американской разведкой леденил, отталкивая все другие думы. Он 
еще со времени учебы в разведывательной школе в Москве знал о силе советской 
контрразведки. В Ясеневе, когда он уже работал в Первом Главном управлении КГБ, 
ему приходилось знакомиться с документами о провалах агентов Центрального 
разведывательного управления и других иностранных разведок. Плахов был 
осведомлен об эффективности Второго Главного управления, которое занимается 
посольскими резидентурами разведок противника и раскрыло и обезвредило немало 
операций спецслужб противника в Советском Союзе. Все эти картины проносились 
сейчас перед ним, и он думал, что теперь ему самому придется выступать в 
совершенно реальной роли разыскиваемого шпиона. Он отгонял эту мысль, как 
водитель, который убежден, что аварии с ним никогда не произойдет. С кем угодно,
 - но только не с ним! Ведь он всегда следует правилам дорожного движения! 
Кошмарная мысль о собственном провале появилась и исчезла. Уступая, впрочем, 
место не осознаваемому до конца чувству опасности. Страх - плохой советчик. От 
него хочется избавиться, если возможно - подавить. Но он почти никогда не 
подсказывает верных решений. 
      И тогда вступает в свои права алчная страсть к обогащению, дремавшая в 
тайниках души и теперь проснувшаяся как альтернатива страху, боязни 
разоблачения. Он утешал себя тем, что постарается глубоко не втягиваться в 
контакт с американцами, будет избегать передавать ЦРУ важную информацию. Он 
старался не думать о том, что уже связал себя с американской разведкой, раскрыл 
ЦРУ данные, которые представляют государственную и служебную тайну. "Да, решено,
 - думал Плахов, - я буду сообщать американцам кое-что, но не самое 
существенное, не ту информацию, которая может нанести ущерб стране и моей 
разведывательной службе. Пока не найду способа избавиться от своей зависимости 
от ЦРУ". 
      Правда, Плахов еще не знал, как это можно сделать. "В конце концов я все 
же обязан американцам - они вытащили меня из большой беды. Пусть вся история с 
Сэлли - оперативная комбинация ЦРУ, но ведь американцы заплатили за мои 
проигрыши в казино". Да, он продал душу дьяволу, но этот "дьявол" обещал 
осыпать его золотым дождем! 
      Теперь он вспоминал о том, как пытался уклониться от связи с московской 
резидентурой Центрального разведывательного управления. Он действительно боится 
этого. Пусть подождут его следующей заграничной командировки! Но Питер Николс 
нажимал и уговаривал, ссылаясь на опыт ЦРУ и на умение резидентуры в Москве 
обеспечить надежные и безопасные условия контактов. Уговорил! Впрочем, Плахов 
уже давно понял, что бессилен