постучали,  Бранко сказал:  "Око,  посмотри, кого там принесло в такую
рань". Сам он пил кофе. "Я открыла дверь и увидела полицейских. Бранко
продолжал спокойно пить  кофе.  Он  лишь  надел  очки,  чтобы  получше
разглядеть непрошеных гостей.  Полицейский заговорил с ним по-японски.
Из этого я сделала заключение, что ему о Бранко известно все. Бранко и
в эту тяжелую минуту не покинуло чувство юмора,  так присущее ему:  он
предложил  полицейскому  кофе.  Тот  отказался  и   дал   распоряжение
производить   обыск.   Потом   Бранко  простился  со  мной,  поцеловал
семимесячного Хироси.  Бранко увели. Полицейские продолжили обыск. Они
обнаружили радиостанцию,  но назначения ее не поняли.  Я сказала,  что
это  принадлежности  фотолаборатории.  Когда  они  ушли,  я  выбросила
радиостанцию в мусорную яму".
     Анну Клаузен арестовали утром 17 ноября.
     Аресты продолжались вплоть до июня 1942 года.
     По делу организации Зорге было привлечено  много  японцев,  в  их
числе граф Сайондзи Кинкадзу.  Большинство из них не имело отношения к
организации и  даже  не  подозревало  о  ее  существовании.  Это  были
художники,   друзья   Мияги  по  Лос-Анджелесу,  студенты,  заказчики,
комиссионеры и даже один владелец  фабрики.  Они  никогда  не  слышали
имени Зорге;  Мияги и Одзаки никогда не давали им никаких заданий да и
не могли давать,  потому что  организацию  прежде  всего  интересовали
происки  Германии  в  отношении  Советского  Союза  и Японии,  попытки
германской дипломатии сделать Японию союзницей в войне против СССР. Но
почти  все  арестованные были убежденными антифашистами,  противниками
войны - и этого было достаточно для  полиции,  чтобы  зачислить  их  в
организацию.
     В Японии много политических тюрем:  Итигая,  Акита, Тиба, Косуги,
Мияги,  Тоетама,  Сакал,  Нара,  Точиги,  Абасири,  Футю...  - всех не
перечесть. Какая из них хуже? Есть ужасная тюрьма Абасири на Хоккайдо,
где чаще всего умирают от крупозного воспаления легких.  В тюрьме Тиба
неизменно заболевают пиореей и теряют зубы,  в тюрьме Мияги лысеют,  в
тюрьме Сакал страдают язвой желудка, так как здесь кормят неразмолотым
ячменем.  В Точиги умирают от туберкулеза.  Во всех тюрьмах  применяют
средневековые  пытки.  Самая  жестокая  из  них - сакуи,  что значит -
корсет.  Это особо изготовленный корсет для  сдавливания  тела.  После
пыток  сакуи  в  грудной  полости происходит кровоизлияние,  и человек
умирает.
     Но есть  каторжная  тюрьма  за  высокой бетонной стеной,  похожая
сразу на все тюрьмы Японии,  - Сугамо.  Из Сугамо  редко  кто  выходит
живым.  Здесь  содержатся  "особо опасные".  Узенькая бетонная камера,
душная,  грязная,  где черно от изобилия блох:  крошечное  оконце  под
самым  потолком.  Двор  разделен  на восемь секторов.  Сюда выводят на
прогулку.
     Рихарда Зорге и его товарищей поместили в тюрьму Сугамо.  Так как
до суда было еще далеко, это считалось превентивным заключением.
     Зорге не оставил нам воспоминаний о годах,  проведенных в Сугамо.
Но  какие  существовали  порядки  в  японских  тюрьмах  и  полицейских
"свинарниках",  мы  знаем  из  рассказов  Макса,  Анны и других.  Анна
Клаузен рассказывает:  "Со двора по темной  мокрой  лестнице  спустили
меня в подвал.  Там было темно,  только у самой двери горела маленькая
лампочка.  Ничего не  было  видно.  Только  через  несколько  минут  я
увидела, что в яме по обеим сторонам у стенок - черные клетки, а в них
плотно друг к другу сидели на полу люди.  На каменном полу была  вода.
Полицейские вампиры сорвали с меня одежду,  вплоть до белья, сорвали с
ног туфли,  чулки. Один из полицейских запустил свои лапы в мои волосы
и   визжа  растрепал  их,  остальные  хохотали,  словно  шакалы.  Меня
затолкали  в  одиночную  камеру  и  бросили  вслед  только  белье.   Я
осмотрелась.  По  стенкам текла вода.  Соломенная циновка была мокрая.
Несло невероятной вонью.  В каменном полу в дальнем углу была  дыра  -
параша.  Когда  меня  закрыли,  я  долго стояла без движения.  Наконец
обессилела и опустилась на колени.
     Поздно вечером меня,  босую,  по грязной мокрой лестнице повели в
контору.  Идти я не могла и  чувствовала,  что  серьезно  заболела.  В
конторе  сидело  девять  вампиров.  Один  из  них  был врач,  который,
осмотрев меня,  сказал: "Ничего не выйдет". Тогда меня снова стащили в
яму,  только  бросили  на  этот  раз  какую-то  подстилку.  Я легла и,
задыхаясь, потеряла сознание. Это они, видимо, обнаружили. Врач сделал
мне шесть уколов, и вновь потащили меня в контору, больную и разбитую.
     Группа жандармов во главе  с  прокурором  Иосикава  приступили  к
допросу.  Прокурор бил кулаками по столу,  размахивал руками и кричал:
"Ты, коммунистка, хитрая, я тебя знаю! Но я заставлю тебя говорить". Я
молчала,  не могла отвечать. И немудрено: мне три дня не давали пить и
есть.  Ничего не добившись,  они посадили меня в машину  и  отвезли  в
тюрьму. Закрыли в камере на втором этаже. Сразу же пришел врач... Врач
сказал,  что у меня нервное потрясение.  Я мучительно страдала месяцев
семь..."
     Макс дополняет рассказ  жены:  "...Следствие  продолжалось  около
года...  Затем  дело  было передано судебному следователю.  Нас каждый
день возили в здание суда на автобусе вместе с японскими заключенными.
При  этом  нам  одевали  на  голову  остроконечную  соломенную шляпу с