Вечером Редфе показали Тель-Авив и Яфо. Во время ужина были согласованы все 
детали связи и шифровальные коды. Правда, была одна загвоздка. На базе, где 
служил Редфа, располагались только самолеты МиГ-17, уже хорошо известные 
«Моссаду». Новые же МиГ-21 находились на центральной базе под Багдадом. Редфа 
заявил, что сумеет добиться перевода.

На следующий день его тайно доставили в Европу на борту самолета «Эл-Ал». Из 
аэропорта он вышел переодетым и загримированным, с чужими документами. Эта 
поездка укрепила его уверенность в том, что на израильтян можно положиться.

* * *

17-го февраля 1966 года из Ирака пришла открытка в адрес европейской 
резидентуры «Моссада». Английский текст гласил:


«У нас все в порядке. Скоро возьму пеницилин. Привет новым друзьям. До скорой 
встречи».

Спустя два месяца была получена еще одна открытка:


«Мне удалось перевестись из госпиталя, где я нахожусь, во внутреннее отделение. 
Перевод произойдет в июне. Тогда же, по всей видимости, перешлю вам пеницилин».

Последняя открытка от 17-го июля гласила:


«Переведен во внутреннее отделение. Прохожу курс терапии пеницилином. Скоро 
привезу его вам. В начале августа моя жена с детьми и братом выезжает за 
границу».

Теперь Михаэль Шарон и его агенты взялись за нелегкую задачу по вывозу за рубеж 
семьи иракского летчика. Для проведения этой операции (кодовое название — 
«Совок») были выделены большие силы и крупные средства. Риск был слишком велик, 
и поэтому нельзя было допустить ни малейшей возможности провала.

Как и предполагалось, дядя Мунира без труда получил разрешение на выезд в 
Швейцарию на лечение. Там он получил деньги, которые «Моссад» перевел на 
секретный счет в один из банков, и отправил Джозефу открытку, сообщив условным 
кодом, что израильтяне свои обязательства выполнили.

После этого врач (друг семьи) выдал медицинскую справку, в которой было указано,
 что сыну Мунира Редфы срочно необходимо лечение в Лондоне, куда он и выехал в 
сопровождении матери. Через два дня агенты «Моссада» при содействии курдских 
повстанцев вывезли остальных членов семьи в Иран, с которым в то время у 
Израиля были прекрасные отношения. Из Тегерана их доставили в Тель-Авив и 
сообщили об этом иракскому летчику.

Оставался последний, заключительный этап операции…

* * *

В «Моссаде» понимали, что в случае успеха скрывать побег иракского летчика на 
новейшем истребителе долго не удастся. Сведения же о причастности к побегу 
израильских спецслужб, во-первых, вызвали бы у Ирака желание отомстить. К 
осуществлению такой мести немедленно присоединилось бы немалое число желающих — 
Египет, Сирия и прочие «заклятые» соседи еврейского государства. А что такое 
арабский террор в Израиле знали слишком хорошо.

Но даже не угроза мести со стороны арабов вызывала тревогу израильтян. Куда 
больше они опасались резкого ухудшения отношений с Советским Союзом (напомню, 
что события развивались до «шестидневной войны» 1967 года, когда между Израилем 
и СССР существовали полномасштабные дипломатические отношения). Тем более, что, 
несмотря на откровенно проарабскую позицию Москвы, израильское руководство 
всячески стремилось к сближению с СССР. В Тель-Авиве отдавали себе отчет в том, 
какой гнев в Кремле вызовет известие о похищении новейшей модели советского 
истребителя.

Словом, было необходимо принять все меры к тому, чтобы побег капитана иракских 
ВВС ни в коем случае не связывался с «Моссадом». Оптимальной представлялась 
следующая версия: Мунир Редфа бежал из Ирака по личным причинам. Самолет им 
специально не выбирался. На каком летчик совершал тренировочные полеты, тот и 
использовал. Иными словами, целью было бегство, а не похищение истребителя. 
Израиль выбран пилотом лишь по причине удобного расположения.

За реализацию «дымовой завесы» взялся Шломо Коэн. В 50-е годы он был резидентом 
«Моссада» в Каире, а в момент описываемых событий заведующим архивами 
израильских спецслужб. К тому же, он был художником-графиком.