|
наземной железной
дороги, откуда только что вышла, при самом богатом воображении трудно было
обвинить ее в том, что она собиралась бежать.
Незаконность ареста была должным образом доказана на суде, но худшее для ФБР
было впереди. Несмотря на то, что Коплон поймали с поличным, она решила
бороться до конца. Она отказалась от услуг своего первого адвоката на том
основании, что он занимал слишком примирительную позицию к обвинению. Он,
видимо, ставил целью не оправдание, что казалось абсолютно безнадежным, а лишь
смягчение приговора. Коплон с этим была не согласна. Взяв в помощь второго
адвоката, она перешла в контратаку и начала изводить свидетелей ФБР. Она
поставила их в такое положение, что они признались не только в подслушивании ее
телефона, но также и в том, что подслушивали разговоры штаб-квартиры ООН.
Судебный процесс начал наносить настолько серьезный ущерб ФБР в глазах
общественного мнения, что Гувер тотчас же решил снять обвинение с Коплон.
Характерно, что он нашел козла отпущения за свое поражение. Говарда Флитчера,
главного свидетеля ФБР на суде, уволили, а Коплон выпустили на свободу. Это был
триумф смелой женщины. С тех пор всякий раз, когда ее имя упоминалось в
министерстве юстиции, к нему добавляли оскорбительные эпитеты.
Неудача ФБР в деле Коплон отнюдь не была исключением. Ее даже нельзя назвать
необычной. Я ничего не могу сказать о заслугах ФБР в борьбе с преступностью в
США. С этой стороной его деятельности я не имел ничего общего. Но я был тесно
связан с его контрразведывательной работой, а в этой области ФБР прославилось
больше неудачами, чем успехами. Гувер не сумел поймать Маклина и Берджесса; он
не поймал Фукса, и, если бы англичане не схватили Фукса и не сумели хитро
сыграть на его чувствах, он не поймал бы и остальных; он не поймал Лонсдейла; в
течение многих лет он не мог поймать Абеля и взял его лишь вследствие
предательства Хаянена; он не поймал даже меня. Если и была когда-либо дутая
репутация, то это репутация Гувера.
Но Гувер - великий политикан. Его грубые методы и беспощадное самовластие не то
оружие, которое требуется для коварного мира разведки. Он находит им другое
применение. Они дали Гуверу возможность собрать огромное количество сведений о
личной жизни миллионов своих соотечественников. Это давно уже всем известно и
приносит Гуверу богатые дивиденды из кармана американского налогоплательщика. В
нашем мире мало людей, не имеющих какой-то личной тайны, которую они предпочли
бы не ворошить. Секретные досье показывают, например, что у очень многих
американских конгрессменов такое прошлое, в котором лучше не копаться. Отсюда
значение тех материалов, которые держит в руках Гувер. Сам факт наличия
огромных архивов ФБР удерживает многих от нападок на тоталитарную империю
Гувера.
Я говорю о периоде Маккарти. Можно было бы подумать, что Гувер возмутится
нарушением своей монополии со стороны сенатора, который утверждал, что он
единолично раскрыл глубокое проникновение коммунистов в государственный
департамент и другие органы правительства США. Ничего подобного. Гувер знал,
что, стоит ему только раскрыть рот, и честолюбивые претензии Маккарти навсегда
исчезнут. Но зачем ему это нужно? Подняв кампанию шпиономании в национальном
масштабе, Маккарти создал условия, при которых ни один конгрессмен не смел
возражать против увеличения ассигнований для ФБР. Но что Гувер в
действительности думал о Маккарти, стало ясно при первой моей встрече с ним,
когда я прямо спросил его об этом. Хмыкнув, Гувер сказал: "Я часто встречаю Джо
на скачках, но он еще ни разу не угадал, какая лошадь победит".
Мой первый дом в Вашингтоне был недалеко от Коннектикут-авеню, почти напротив
дома Микки Лэдда, помощника директора ФБР, отвечавшего за вопросы безопасности.
Мне, казалось полезным пожить короткое время в преддверии логова льва, но
только короткое время. Дом был небольшим, и я вскоре стал подумывать о переезде
в более просторную квартиру и на более безопасное расстояние от такого соседа.
Наконец я устроился в полумиле от этого места на Небраска-авеню. Из сотрудников
ФБР мне больше всего приходилось иметь дело с Лэддом, и я встречался с ним по
несколько раз в неделю как в его служебном кабинете, так и дома. В прошлом он
был одним из головорезов Гувера в Чикаго, "парнем, который всегда шел первым",
когда надо было стрелять. Он и сейчас походил на головореза. Невысокого роста,
коренастый, он, видимо, был крепким как кремень, пока не отрастил брюшко,
толстые щеки, второй подбородок и не приобрел такой цвет лица, который
предвещал апоплексический удар. У него не было никаких интеллектуальных
интересов. Излюбленным его развлечением было проигрывание похабных пластинок
женщинам, которые посещали его дом впервые. У него были и другие "ребяческие"
черты, включая бессознательную жестокость. По самой объективной оценке, это был
страшный человек, и, тем не м
|
|