думать план предстоящих действий в Стамбуле. 
Через три дня после поступления документов из Турции в Бродвей я занял место в 
самолете, вылетавшем в Стамбул через Каир. 

Мой сосед оказался неразговорчивым. Несколько других попутчиков ненадолго 
сумели отвлечь меня своей болтовней. Полет всегда наводит на размышления, а мне 
было о чем подумать. Мои мысли занимал один вопрос, который был мне непонятен 
тогда и остался непонятным по сей день, а именно: почему английское посольство 
в Турции, министерство иностранных дел, шеф и сэр Дэвид Петри отнеслись так 
странно к опасениям Волкова в отношении телеграфной связи? Почему они 
воздержались от отправки телеграмм лишь по делу Волкова, тогда как телеграфная 
переписка по всем другим вопросам, включая многие совершенно секретные, велась 
так же беззаботно, как и прежде? Если поверили предупреждению Волкова, то надо 
было сделать вывод, что вся телеграфная связь стала опасной. Если же ему не 
поверили, то надо было срочно послать шифротелеграммой указания нашей 
резидентуре в Стамбул о необходимых действиях по делу Волкова. Получалось, что 
предупреждение Волкова привело лишь к задержке на две-три недели решения по 
делу, в котором он сам был заинтересован. Ответ на этот вопрос скрывался, 
видимо, в психологии нелогичного мышления. Не будучи специалистом в области 
кодов и шифров, я решил, что не мое дело привлекать внимание к явной 
непоследовательности поведения СИС, тем более что предо мною стояли неотложные 
проблемы. 

С министерством иностранных дел было согласовано, что для восстановления 
контакта с Волковым и организации встречи с ним я могу использовать Пейджа. На 
встречу я должен был пойти с первым секретарем посольства Джоном Ридом, который 
раньше служил в Москве и говорил по-русски. Этот план должен был утвердить 
посол сэр Морис Питерсон, которого я знал по Испании. Но министерство 
иностранных дел настоятельно требовало, чтобы я сначала обратился к советнику 
Хелму. Хелм начал службу в консульстве и до сих пор сохранил щепетильное 
отношение к вопросам статуса и протокола. Я не предвидел никаких затруднений с 
Хелмом, но, как оказалось, был не совсем прав. Вся сложность проблемы, как мне 
казалось, состояла в том, что встреча с Волковым должна произойти в присутствии 
Рида. Если она состоится, Рид переживет сильнейшее потрясение, когда Волков 
начнет называть имена советских разведчиков, действующих в английских 
государственных учреждениях. Было бы актом милосердия, думал я, избавить его от 
подобных сюрпризов. Но как это сделать? 

Очевидно, быть уверенным в успехе нельзя. Но я считал, что есть небольшой шанс, 
если я сумею правильно сыграть свою игру. Первым делом нужно убедить Рида, что 
моя миссия имеет строго ограниченные - цели; что я не уполномочен обсуждать с 
Волковым детали его информации; что, если он сделает свои разоблачения 
преждевременно, то есть до того, как окажется на английской территории, это, 
безусловно, будет опасно для него; что поэтому мне поручено любой ценой не 
допускать отклонений от беседы в эту сторону и что я прибыл в Стамбул лишь для 
того, чтобы доставить Волкова в безопасное место, где его смогут допросить 
более компетентные люди. Я надеялся также запутать Рида, намекнув ему, что 
Волков может оказаться провокатором и было бы неразумно давать ход его 
информации, пока мы не убедились в ее достоверности. Мне казалось, что ничего 
лучшего придумать я не смогу. 

Специалист, конечно, не оставил бы камня на камне от моей "аргументации". Но 
Рид не был специалистом, и он мог попасться на эту удочку. К вечеру я еще 
больше воспрянул духом, когда штурман объявил, что в связи с грозовыми бурями 
над Мальтой самолет изменил курс на Тунис и что, если погода улучшится, мы 
полетим в Каир через Мальту на следующий день. Я выигрывал еще двадцать четыре 
часа! Удача сопутствовала мне. 

На следующий день мы прилетели наконец в Каир, но к стамбульскому рейсу уже 
опоздали. В результате я прибыл к месту назначения еще через день, в пятницу. В 
аэропорту меня встретил руководитель стамбульской резидентуры СИС Сирил Макрэй, 
которого я вкратце посвятил в суть моей миссии. Отношения между дипломатической 
службой и СИС были в то время таковы, что никто в посольстве или генеральном 
консульстве и не подумал проинформировать Макрэя о Волкове, и, разумеется, мы 
тоже не осмелились телеграфировать ему из Лондона. В тот же день мы вместе 
посетили Нокса Хелма, которому я вручил письмо из министерства иностранных дел. 
Я ждал горячей поддержки наших планов, но мои заблуждения быстро рассеялись. 
Через несколько лет, когда Хелм стал послом в Будапеште, один приятель говорил 
мне, что он самый покладистый и понимающий из послов. Но когда я встретился с 
ним в Стамбуле, он был еще советником, колючим, как куст репейника. Хелм начал 
высказывать разного рода сомнения. Он заявил, что наши действия могут причинить 
неприятности посольству и поэтому он должен, прежде чем я смогу что-либо 
предпринять, обязательно проконсультироваться с послом. Хелм попросил зайти на 
следующее утро (еще один потерянный день!) и любезно пригласил меня к себе 
домой. 

Когда я зашел на следующее утро к Хелму, он спросил, укоризненно глядя на меня: 
"Почему вы не сказали мне, что знакомы с послом?" После этого разговор у нас 
явно не клеился. Судя по поведению Хелма, я решил, что у Питерсона тоже есть 
сомнения в связи с нашим делом. Довольно неохотно Хелм передал, что посол 
пригласил меня в воскресенье на прогулку на яхте "Макоук". В одинн