нии фон Папену, и тогда американцы и англичане наверняка 
заключат с Германией сепаратный мир и оставят его с носом.
 — Так что князя Радзивилла, насколько мне известно, мы так и не смогли ни разу 
по-крупному задействовать, — замечает Судоплатов.
 17 июня 1941 года после доклада начальника ИНО Фитина о подготовке немцев к 
войне, встреченного Сталиным с большим раздражением, Берия тем не менее сумел 
получить разрешение на дополнительные меры по линии разведки. Судоплатову по 
указанию ЦК ВКП(б) было поручено создать и возглавить особую группу НКВД СССР.
 — Двадцать первого июня я засиделся допоздна на службе, — вспоминает 
Судоплатов. — Было уже глубоко за полночь, когда меня вызвали к наркому 
госбезопасности. Обычно очень уравновешенный и спокойный, на этот раз Меркулов 
был не в себе.
 — Война началась, — произнес он и подал несколько листков бумаги с донесениями 
от пограничников. — Немедленно поднимайте всех, кто у вас есть. Подбирайте 
конспиративные квартиры. Сотрудников перевести на казарменное положение.
 — Пятого июля тысяча девятьсот сорок первого года был подписан письменный 
приказ о моем назначении и создании особой группы, — продолжает Павел 
Анатольевич. — Первым делом мы начали формирование парашютно-десантного 
подразделения. В него принимали комсомольцев, спортсменов, а также многих 
иностранцев-коммунистов. Тринадцатого октября особая группа в связи с 
расширением объема работ была реорганизована во второй отдел НКВД СССР, а потом,
 в тысяча девятьсот сорок втором году, в Четвертое управление НКВД — НКГБ СССР. 
С началом войны, — говорит он, — многое изменилось. Берия понимал, что нужны 
люди. Грамотные, опытные. Многие из них сидели в тюрьмах и лагерях.
 В июне 1941 года на стол Берии Судоплатов положил первый список специалистов, 
которых предлагал освободить, 60 человек.
 — И вот что удивительно, — рассказывает Судоплатов. — Берия не только не 
спросил, виноваты эти люди или нет, он лишь скользнул по списку взглядом.
 — Они все вам нужны? Тогда забирайте, — произнес Берия, подписывая его.
 — Действовала логика преступного рационализма внутреннего террора. Если режиму 
были неугодны те или иные люди, их просто убирали, убивали, сажали в тюрьмы, 
лагеря. Но вот началась война. Снова нужны люди, и их выпускают. Виновен ты или 
нет, никого не волновало. Главное — ты нужен в данный момент.
 Понимали это люди? Кто знает? Но выпущенные на свободу, они работали не 
покладая рук, часто — рискуя жизнью. О размахе и действенности особой группы 
Четвертого управления говорят хотя бы такие цифры и факты. 22 подчиненных 
Судоплатова получили звание Героя Советского Союза. Среди них известные имена: 
Н. Кузнецов, Д. Медведев, К. Орловский, С. Ваупшасов, В. Карасев, А. Шихов, Е. 
Мирковский. Несколько тысяч награждены орденами и медалями. Сам Павел 
Анатольевич и его заместитель Наум Эйтингон были удостоены орденов Суворова. 
Только они, двое из всей разведки, получили полководческую награду. И это не 
случайно. Ведь на счету разведчиков Судоплатова участие в таких операциях, как 
«Рельсовая война», «Цитадель», «Концерт», и других.
 Многие из них хорошо известны. Но есть и такие, которые еще не стали 
достоянием широкой гласности.
 — Пожалуй, самой захватывающей, — говорит Судоплатов, — была начатая осенью 
тысяча девятьсот сорок первого года агентурная разработка, получившая 
впоследствии кодовое название «Монастырь». Ее готовили начальник отдела моего 
управления Маклярский и оперработник Ильин. По сути, она продолжалась всю войну.
 Главным действующим лицом был принадлежавший к театральной богеме Москвы 
Александр Демьянов (агентурный псевдоним «Гейне»). Происходил он из родовитой 
дворянской семьи, к тому же имел немецкие корни. Его прадеду, как одному из 
видных деятелей кубанского казачества, был поставлен памятник на Кубани. Кроме 
того, его дядя в свое время работал в белогвардейской контрразведке, позднее 
был разоблачен как шпион и сослан в Сибирь, где потом и скончался.
 В самом конце тысяча девятьсот сорок первого года «Гейне» перебросили через 
фронт. Причем чуть было не потеряли его в самом начале операции, так как наши 
саперы неправильно указали место для перехода линии фронта. «Гейне» пошел 
«сдаваться» по минному полю… И узнал об этом, лишь когда ему закричали из 
немецких окопов.
 — Переход по минному полю произвел, — говорит Павел Анатольевич, — на немцев 
впечатление. Хотя поверили они «Гейне» лишь после нескольких проверок.
 Вскоре абверовцы решили использовать в своих целях «представителя 
монархической группы в Москве» — именно так «Гейне» представился им. В 
результате «Макс» — так называли его немецкие разведчики — снова оказался в 
Москве. «Выполнял» задания врага, разумеется, под нашим контролем. По ходу игры 
с немцами «Гейне» докладывал своим «хозяевам», что ему удалось внедриться в 
качестве офицера-порученца в окружение маршала Шапошникова. А после смерти 
Шапошникова его «оставил» при себе вновь назначенный начальник Генерального 
штаба Красной Армии Василевский. Несколько военных лет наша разведка «кормила» 
Берлин умело составленной стратегической дезинформацией — смесью правды и лжи.
 После войны Шелленберг и Гелен писали в своих воспоминаниях о внедренном ими в 
советский Генштаб агенте, который давал чрезвычайно важную информацию.
 Еще в 1939 году наша разведка получила сведения о том, что за рубежом ведется 
разработка атомного оружия. Вскоре Центр направил ориентировки, нацеливавшие 
советские резидентуры в США, Англии и в ряде других стран на добывание сведений 
по этой проблеме. В сентябре 1940-го наши разведчики в Лондоне сумели п