процветает), бесконечными тропами тянутся караваны с контрабандой из Пакистана, 
40-я армия оставила во всех афганских городах неисчерпаемые запасы 
обмундирования, консервов, водки, обуви, одежды, закупавшихся военной 
"Березкой" и осевших у афганских купцов. Иностранные товары дороги, а 
продовольствие намного дешевле, чем в Кабуле или в соседнем Иране. Но дело не в 
товаре, а в том восточном порядке, или, скорее, беспорядке, в котором он 
хранится и выставляется, в причудливых сочетаниях предметов, уживающихся на 
одной и той же полке. 
 Автомашин на улицах немного, хотя нехватки бензина в городе нет (поклон в 
сторону великодушного северного соседа!). Самый распространенный вид транспорта 
- верховой и общественно-гужевой. Бегут по улице неспешной трусцой ишаки, 
восседают на них горожане, будто бы сошедшие со страниц любимых книг - 
аккуратно накрученные на головы чалмы, обожженные солнцем лица, бороды. Везут 
людей извозчики в пестро изукрашенных пролетках, которые когда-то в старой 
Индии именовались "викториями". Целая стайка ребятишек, не меньше десятка 
оживленных маленьких человечков, едет на телеге в школу. Чинно шествуют женщины 
в чадрах. Белое одеяние с прорезью для глаз укутывает их с головы до пят, чадра 
вышита изящным рисунком. 
 В просторном дворе перед гератской мечетью, славной своей древностью, 
размерами и красотой, - сидящие фигуры. Сейчас не время намаза, просто кто-то 
тихо беседует, кто-то углублен в книгу, кто-то смотрит в голубое 
персидско-афганское небо. Впечатление уютного, удовлетворенного самим собой 
мира, нежащегося на нежарком ноябрьском солнце. 
 У нас нет времени походить по городу час-другой пешком, одевшись попроще, 
заглянуть в лавки, посидеть у мечети, где обязательно найдется любознательный 
собеседник, выпить с ним заваренного по-ирански черного чаю. Нет времени на то, 
что успокаивает душу, что позволяет увидеть мир добрым, расположенным к 
человеку. 
 Мы уже побеседовали с генерал-губернатором Халекъяром. Провинция 
восстанавливается, народ работает, торгует, учится. Строится около шести тысяч 
личных домов, в городе, где живет сто шестьдесят тысяч жителей, действует сто 
двадцать школ, и грамотность здесь выше, чем в любом другом районе Афганистана. 
Сунниты и шииты живут мирно, банды складывают оружие. Остается несколько 
непримиримых групп, но их дни сочтены. "У самого крупного главаря, закоренелого 
врага власти, Турана Исмаила, - говорит генерал-губернатор, - остался один 
выбор: бежать в Иран или сдаваться". Пожалуй, излишне оптимистично, но хочется 
надеяться, что верно. Несколько лет назад в Герате вела ожесточенные бои 
Советская Армия. Не оставили ли эти печальные события тяжелого следа в сознании 
гератцев, как смотрят они сейчас на Север - со страхом, с ненавистью, с 
неприязнью? 
 Ничего подобного, - в один голос утверждают собеседники, - была, конечно, 
война, были жертвы и разрушения, но все это прошло. Советские войска оказывали 
помощь нуждающимся, давали хлеб и керосин, прикрывали от бандитов, лечили 
больных. На Востоке неприятную правду прямо не говорят, ее надо выведывать, 
разузнавать окольными путями. Ведь воевали же здесь наши солдаты, и наша 
авиация наносила страшные бомбоштурмовые удары, и гибли афганцы, исчезали с 
лица земли их дома! Это, конечно, не прошло бесследно, но и наши хозяева не 
лукавят, да и ситуацию мы знаем не с их слов. Была война - люди жили одними 
чувствами, кончилась война - надо забывать плохое, а без северного соседа 
Герату будет трудно. Дауд-хан - предводитель крупного пуштунского вооруженного 
формирования. Долгие годы и воевавший с властью, и друживший с ней. Добрый друг 
Советской Армии в последнее время ее пребывания в Герате. Дауд-хан 
представителен, красив, как киноактер, щеголеват, лихо сидит на его голове 
традиционный тюрбан племени нурзаев. И у него, человека, который бил нас и 
которого били мы, нет горьких воспоминаний о прошлом. С Советским Союзом надо 
дружить, без этого у Афганистана будущего нет. Дауд-хан говорит о себе, что 
неграмотен. Его, как и многих других, выдвинула война. Примечательно, что 
появились эти самородки лишь на оппозиционной стороне. Исключением на другой 
стороне был лишь Наджибулла - гильзайский пуштун. 
 Такого деятеля, как Дауд-хан, любая власть должна иметь в числе своих друзей, 
но не полагаться на его преданность. Дауд-хан - вольная птица, он с теми, кто 
сильнее, и повернись дела немного по-другому, пожалуй, обстреливал бы Герат 
ракетами, готовясь предать город разграблению. 
 Распрощавшись с Даудом, идем к его старинному (при всей молодости их лет) 
сопернику Амиру Сайд Ахмеду. Амир - ализайский пуштун, раньше других перешел на 
сторону власти, его банда переименовала себя в территориальный полк, а затем в 
дивизию, вооружена до зубов советским оружием, включая и БТР-80. Амир честно 
воевал против самого серьезного противника власти в этой провинции Турана 
Исмаил-хана, который, кстати, является и личным врагом Амира. За успехи получил 
воинское звание генерал-майора. 
 В городском штабе территориального полка нас встречал Амир с несколькими 
десятками заместителей и подчиненных. Чай разносил заместитель командира по 
политической части, как говорят, непревзойденный оратор. 
 Хозяин сиял, его лицо светилось сквозь густую молодую бороду, как солнышко 
сквозь листву. Чинный разговор велся лишь для приличия, важен был сам визит 
трех советских генералов и губернатора в штаб Амира. 
 Штаб размещается в здании, которое построено с нашей помощью до начала войны и 
предназначалось под гостиницу. Само строение из голубовато-серых блоков 
сохранилось хорошо, хотя в него и угодили несколько PC. Большие фасадные окна 
забиты досками, внутри дом неухожен, запылен, запущен, но по-своему,