ими политике, и особенно в его блестящем понимании технических проблем. Но 
западные технические специалисты, принимавшие участие в беседах с Пеньковским, 
отмечали, что его познания в области ракетной техники носят рудиментарный 
характер. По их словам, он знал «не больше, чем простой артиллерист, прошедший 
курс обучения и сдавший соответствующий экзамен». Материалы, которые ЦРУ так 
тщательно анализировало, не имели ничего общего с характеристиками советских 
лидеров или с их политическими намерениями, они содержали всего лишь оценки 
ракетного потенциала русских. Больше того, оценки, данные Пеньковским советским 
лидерам, считались ненадежными и им не доверяли(46).
 С точки зрения искусства разведки действия, которые, если верить принятой 
версии, якобы имели место в связи с делом Пеньковского, зачастую просто нелепы. 
Встречи в гостиничных номерах в Москве, где открывались водопроводные краны, 
чтобы помешать подслушиванию (почему бы им было не встретиться на тихой улочке 
или в парке?). Присвоение Пеньковскому псевдонима Алекс, в то время как всем 
было известно, что Алекс – его любимое прозвище. Наконец, сборище двадцати 
советских перебежчиков для встречи с Пеньковским перед его отъездом в Москву 
уже в качестве тайного агента СИС. (Чудовищное нарушение принципа «минимально 
необходимых знаний». Джон Ле Карре прокомментировал это мероприятие следующим 
образом: «Я представил себе, как Пеньковский говорит им: «Парни, а теперь 
смотрите, не протрепитесь».)(47)
 Чтобы докопаться до истины, необходимо обратиться к независимому мнению 
человека, хорошо информированного о деле Пеньковского. С одной стороны, это не 
должен быть представитель спецслужб Запада, которые, естественно, хотят 
подтвердить свою версию. С другой стороны, это не может быть и представитель 
советской стороны, которая, по вполне очевидным причинам, стремится представить 
Пеньковского в окарикатуренном виде, как дегенерата-предателя. На счастье, 
такой независимый свидетель имеется. В интересующее нас время в Москве 
находился английский дипломат, специалист по проблемам Советского Союза, 
отлично владеющий русским языком. У этого человека были хорошие контакты в 
советских официальных кругах, и в первую очередь весьма ценные связи в 
Государственном комитете по координации научно-исследовательских работ.
 К этому времени Винн сумел превратиться в подобие бельма на глазу у 
сотрудников английского посольства. Он требовал, чтобы ему оказывались услуги, 
которые обычно не предоставлялись бизнесменам. Некоторые из сотрудников, не 
знавшие о принадлежности Винна к СИС, не могли понять, почему русские 
воспринимают его столь серьезно. Один сотрудник, не вытерпев, обратил на это 
внимание одного из руководящих работников Управления внешних сношений. Тот в 
ответ заметил, что это весьма интересная информация.
 Однако последствия оказались просто удивительными. Вместо того чтобы ослабить 
свой интерес к Винну, русские принялись ухаживать за ним с еще большим 
энтузиазмом. Для этой цели был выделен сотрудник протокольного отдела 
Пеньковский. Здесь хочется высказать несколько замечаний. Во-первых, совершенно 
ясно, что Управление внешних сношений было подразделением гораздо более важным, 
чем это казалось с первого взгляда. Нет сомнений в том, что на него возлагались 
некоторые секретные функции, скорее всего оно было призвано поставлять свежую 
информацию о достижениях Запада в области электроники [53] . Это объясняет 
присутствие в штате столь значительного количества сотрудников, ранее служивших 
в КГБ или ГРУ.
 Эти сотрудники разведки проявили по отношению к Винну совершенно неоправданный 
интерес с самого первого момента, как он появился в Москве. Вполне вероятно, 
что они подозревали об его истинной роли агента СИС. Когда те английские 
официальные лица, которые не знали, что Винн связан с СИС, заявили русским, что 
среди бизнесменов из Британии имеются люди, способные сделать для развития 
англо-советской торговли гораздо больше, чем Винн, русские лишь усилили к нему 
внимание. Почему?
 Упомянутый выше дипломат, хотя и не знал в то время о разведывательной 
деятельности Пеньковского и Винна, позже осмыслил события в свете увиденного и 
услышанного в Москве, но с учетом того, о чем узнал позже. Его заключения 
совершенно ясны, хотя и выражены, в силу необходимости, в весьма осторожной 
форме. «События, свидетелем которых я был, и живые впечатления, вызванные ими, 
весьма трудно примирить с признанной версией этого дела. В то же время они 
прекрасно гармонируют с мыслью о том, что с самого начала Пеньковский был 
подсадной уткой КГБ. Я пришел к выводу, что Пеньковский либо был посажен на 
низкую должность в Госкомитете для того, чтобы его можно было постоянно держать 
под наблюдением и чтобы он не принес большого вреда, либо он по-настоящему 
работал в Госкомитете как сотрудник разведки и специалист по ракетной технике. 
В его задачу входило изучение достижений Запада в этой области. Кроме того, он 
сыграл дополнительную роль и заманил в ловушку Винна, выдав ему «секреты», 
казавшиеся весьма соблазнительными.
 Если правильно первое допущение (хотя оно менее вероятно), то мы имеем дело с 
разочарованным любителем развлечений. Он не добился успеха, и в силу этого был 
готов на измену. В этом случае он мог предложить некоторые военно-технические 
материалы, в первую очередь в сфере ракетной техники. Если бы он располагал 
первоклассной подлинной информацией политического и стратегического характера и 
хотел передать ее на Запад, КГБ, без всякого сомнения, сразу положил бы конец 
его деятельности»(48).
 Но существует и третья возможность, вовсе не противоречащая впечатлениям 
дипломата. Одна из фракций, существовавших в то время в Кремле, использовала 
Пеньковского в качестве канала для передачи на Запад важной информации. 
Пеньковский действовал в тот период времени, когда произошло серьезное