принимается решение о побеге. Очень немногие идут на предательство с легким 
сердцем, и мысль о том, что ты отправляешься в вечное изгнание, вовсе не 
утешает. Перебежчик обычно привязывается к сотруднику, убедившему его бежать. 
Нуждаясь в этом человеке, он в то же время и осуждает его. Перебежчик опасается 
возмездия (хотя, по общему мнению западных спецслужб, дни, когда КГБ 
преследовал и уничтожал изменников, канули в Лету). Он испытывает потребность в 
постоянной моральной поддержке и хочет, чтобы им восхищались.
 А у разведслужб совсем иные интересы. Они хотят, чтобы перебежчик рассказал 
все, что он знает, как можно скорее. Джозеф Фролик, сотрудник чешской разведки, 
который перешел на Запад в 1968 году, пишет: «Их интересует все. Все, что вы 
скажете, может так или иначе оказаться полезным. Они хотят знать имена 
сотрудников, с которыми вы вместе работали, размер вашей зарплаты, операции, в 
которых вы участвовали, и даже то, как выглядел ваш кабинет. Я говорил, говорил,
 говорил… с утра до вечера, пять дней в неделю в продолжение почти трех лет. 
Проработав в разведке 17 лет, узнаешь очень много»(2).
 Стремление выжать из перебежчика как можно скорее все, что он знает, вовсе не 
означает, что спецслужбы о нем не заботятся. ЦРУ гарантирует ему пожизненную 
пенсию. Проявляется забота и о жилье, медицинском обслуживании, социальном 
обеспечении. Его консультируют по финансовым вопросам. а при желании помогают 
приобрести новую профессию. (Очень немногие привлекаются к работе в ЦРУ, да и 
то лишь в качестве консультантов.) Какой бы радостной ни казалась бывшему 
сотруднику КГБ перспектива первоначально, он очень быстро осознает, что обречен 
пребывать на свалке отработанных перебежчиков. Теперь его ожидает постоянное 
обитание в пригородах Вашингтона в среде таких же, как он сам. Иногда, если 
повезет, его навестит знакомый сотрудник ЦРУ, который давно занимается другими 
делами, и теперь у него совсем иные интересы.
 Самые сметливые из перебежчиков начинают понимать, что их ожидает, сразу после 
прибытия в Вашингтон, и пытаются что-то предпринять. Они начинают 
преувеличивать свою роль в делах КГБ, присваивая себе более высокое звание, 
уверяют, что имели доступ к важным документам, так как оставались на работе в 
одиночестве по выходным дням, были знакомы с болтливым сотрудником архива, 
проходили специальную подготовку, а однажды даже встречались с самим Сталиным, 
и так далее и тому подобное. Сметливый перебежчик намекает, что его посвятили в 
секреты особой важности. Он выдает информацию микроскопическими дозами, 
ссылаясь на слабую память и опуская какие-то ключевые моменты, просит 
ознакомить его с досье западных спецслужб якобы для того, чтобы полнее 
воссоздать картину. Наконец, он начинает протестовать, потому что его 
воспринимают недостаточно серьезно, а по предоставленной им информации не 
предпринимается никаких действий. Все эти уловки преследуют одну цель – 
отдалить приход того дня, когда у него закончится вся информация и вместе с ней 
завершится его активный жизненный путь. Перебежчик страшится того момента, 
когда окажется в одиночестве в этой свободной, но такой непонятной стране.
 Во всей послевоенной истории шпионажа особняком стоят два перебежчика из 
Советского Союза: Анатолий Голицын и Олег Пеньковский. Они оба появились по 
собственной инициативе. Пеньковский предложил свои услуги в такой напористой, 
требовательной манере, что ЦРУ отказалось иметь с ним дело, и Пеньковскому 
пришлось адресоваться к англичанам. Эти два человека сумели повлиять на ход 
развития западной разведки. Пеньковский оказал влияние даже на ход истории. 
Возможно, со временем мы узнаем, что и Голицыну это тоже удалось.
 Рассказ об этих людях прекрасно иллюстрирует как ту пользу, которую приносят 
перебежчики, так и порождаемые ими проблемы. Пеньковский и Голицын, бесспорно, 
таили в себе опасность, и с ними крайне трудно было иметь дело. Их переход на 
Запад поставил весьма важные вопросы. Какую роль они в действительности играли 
и каковы были их истинные мотивы? Даже сейчас, по прошествии стольких лет, на 
эти вопросы нет удовлетворительного ответа.
 22 декабря 1961 года у дверей отделения ЦРУ в Хельсинки раздался звон 
колокольчика. Шеф отделения Фрэнк Фриберг открыл дверь и увидел перед собой 
незнакомца. Это был невысокий, плотно сбитый мужчина, говоривший по-английски с 
сильным русским акцентом. Посетитель сразу взял быка за рога, заявив, что он 
майор КГБ и его зовут Анатолий Климов. Он потребовал, чтобы его немедленно 
доставили в Вашингтон. так как он располагает важной для лидеров западного 
союза информацией.
 Фриберг сразу насторожился. Сотрудников ЦРУ предупреждали об опасности, 
связанной с появлением подобных пришельцев или «шатунов», как их называют на 
своем жаргоне профессионалы. Однако уже через несколько часов можно было 
сделать предварительный вывод о том, что переход Климова заслуживает 
определенного доверия. Дело в том, что ЦРУ еще раньше отметило его как 
потенциального перебежчика. На него обратили внимание за семь лет до этого в 
Вене – в то время он был одним из младших офицеров контрразведки. Было замечено,
 что к нему очень плохо относятся все его коллеги, и в его досье в ЦРУ 
появилась отметка о том, что необходимо осторожно прощупать, не проявит ли он 
интерес к предложению начать новую жизнь на Западе. Но ЦРУ не успело 
осуществить задуманное, так как Климов был переведен в Москву. Когда он вновь 
появился на Западе, в Хельсинки, ЦРУ не сообразило, что это старый знакомый по 
Вене. Дело в том, что там он работал под другой фамилией – обычная тактика 
русских, используемая для того, чтобы затруднить контроль за перемещениями 
сотрудников КГБ.
 Климова быстро перебросили на военную базу США во Франкфурте, где команда, 
срочно собранная Хелмсом, приступила к интенсивным допросам. Климов заявил, что 
на самом деле его зовут Анатолий Голицын. Он родился на Украине. Мать украинка,