стратегического характера и координации деятельности всех государственных 
разведывательных служб. Поскольку эти идеи подрывали положение многих 
могущественных ведомств в Вашингтоне, последние встали в резкую оппозицию к 
Доновану. УСС срочно требовались убедительные доводы, почему Соединенным Штатам 
необходимо такого рода учреждение. В 1940 году весьма полезной оказалась угроза 
нацизма, но сейчас он был на грани разгрома. Донован обратил свой взгляд в 
сторону Советского Союза.
 Внутри УСС новые веяния быстро достигли самых низов. Офицер, служивший в 
авангарде УСС в Берлине, сообщал, что, сидя с русским майором за бутылкой водки,
 он вдруг с грустью осознал, что «у нас сменился враг». Другие заметили 
изменение обстановки по тому, как трансформировалось отношение к немцам. Джон 
Вейц, беженец из Германии, завербованный в УСС из американской армии, вспоминал,
 что пленным немецким офицерам разрешалось покидать лагерь около Мюнхена для 
участия в вечеринках с их американскими коллегами. «Один немецкий офицер сдался 
мне, подкатив на собственном черном лимузине. Он попросил хорошенько 
позаботиться о его машине, так как она ему скоро понадобится».
 Легко понять, почему в такой обстановке американцы приступили к вербовке 
бывших сотрудников гестапо и разведки. Вейц вспоминал: «Значительную часть 
агентов УСС в Европе в то время составляли евреи – беженцы из Германии в 
возрасте 20 – 25 лет. Для них немцы были чудовищами. Такому агенту 
представлялось невозможным приступить к вербовке нациста. В этих случаях 
вступали в дело более покладистые офицеры УСС, не говорящие по-немецки. Они 
заявляли: «Послушай, этот тип толкует лишь на своем языке, но он знаком с 
ситуацией. Давай используем его на некоторое время. Позже мы всегда сумеем от 
него избавиться». Полагаю, что некоторые из этих немцев сослужили немалую 
службу в свое время»(54).
 Такова точка зрения человека, работавшего «в поле». Другие же смотрели на дело 
иначе. Некоторые высокопоставленные американцы считали, что все прошлые дела 
нацистов, какими бы ужасающими они ни были, имеют второстепенное значение по 
сравнению с той пользой, которую эти люди способны принести в деле борьбы с 
коммунизмом.
 По крайней мере, один пример прекрасно подтверждает это. В 1945 году Леон Дж. 
Туррон был начальником архива данных о военных преступниках и о лицах, 
подозреваемых в угрозе безопасности. Туррон, поляк по национальности, еще во 
время первой мировой войны воевал против русской армии. Позже он эмигрировал в 
США и в 1929 году поступил на работу в ФБР как специалист по вопросам 
коммунизма. Его официальной задачей в качестве начальника архива было выявление 
военных преступников и каталогизирование их преступлений. Но у этого 
фанатика-антикоммуниста было и тайное задание: ему была предоставлена свобода 
вербовать, не задавая лишних вопросов, бывших нацистов, в первую голову членов 
СС, в качестве агентов американской разведки – знатоков Советского Союза. Он с 
такой энергией занимался своей тайной деятельностью, что был назван «одним из 
первых бойцов холодной войны»(55).
 По мере того как новый враг занимал место предыдущего, УСС, не теряя времени, 
приступило к развертыванию разведывательных операций против Советского Союза. 
Надо сказать, что это был не первый опыт такого рода. Еще в сентябре 1943 года 
УСС завербовало в качестве агента служащего крупной компании «Бэджер энд санс», 
наблюдавшей за монтажом шести нефтеперерабатывающих заводов, поставленных в 
СССР из США по ленд-лизу. В обязанности агента входил сбор разведывательной 
информации по вопросам промышленности, сельского хозяйства, культуры, а также 
по политическим проблемам. В архивах УСС нет сведений о результатах 
деятельности этого агента.
 Несколько иной характер носила операция «Кейзи Джонс». Она была задумана 
Донованом в 1944 году и осуществлена весной 1945 года. Характеризовалась как 
«совместный американо-английский проект, целью которого было в условиях 
послевоенной неразберихи осуществить сплошную аэрофотосъемку Восточной и 
Центральной Европы, Скандинавии и Северной Африки». 16 эскадрилий американских 
и английских бомбардировщиков сфотографировали около двух миллионов квадратных 
миль, включая все районы Германии, оккупированные Советским Союзом, Югославию и 
Болгарию. Русские вряд ли могли не заметить столь масштабную операцию. Цель ее 
была, по-видимому, сообщена КГБ Юргеном Кучински – советским агентом (см. главу 
9), служившим в ВВС США в звании подполковника. Поскольку основная работа 
Кучински – оценка ущерба, нанесенного немецкой промышленности, – 
предусматривала просмотр фотографий, сделанных с воздуха, резонно будет 
предположить, что Кучински знал о «Кейзи Джонс» и передал эту информацию в 
Москву.
 Нет никакого сомнения в том, что русские были осведомлены об этой операции. 
Имеются секретные сообщения о том, что в последние месяцы войны и в первые дни 
мира произошло несколько воздушных боев между самолетами США и Великобритании, 
с одной стороны, и советских ВВС – с другой. Только за один день 2 апреля было 
зафиксировано шесть схваток, при этом один американский истребитель «Мустанг» 
был сбит. Русские запретили полеты всем находившимся в СССР самолетам союзников 
и для подтверждения серьезности своих намерений сбили в июле 1945 года два 
английских самолета типа «Энсон». В следующем месяце они направили более 
трехсот протестов по поводу нарушения их воздушного пространства самолетами 
союзников(56).
 Свой первый залп в битве за то, чтобы обеспечить существование УСС и после 
войны, Донован произвел в октябре – ноябре 1944 года. В объемистом меморандуме 
Рузвельту он доказывал необходимость постоянно действующего разведывательного 
учреждения, которое координировало бы всю правительственную разведывательную