В октябре 1951 года политбюро утвердило «Наставление для советников МГБ СССР 
при органах государственной безопасности в странах народной демократии».
 Советникам разрешалось давать «практические советы только в устной форме». Им 
запрещалось вмешиваться в решение кадровых вопросов, самим работать с агентурой,
 допрашивать арестованных и участвовать в оперативной разработке высших 
руководителей страны, в которой они работали. Московские советники приняли 
деятельное участие в создании в странах Восточной Европы новых органов 
госбезопасности по советскому образцу.
 В ГДР представителем советской внешней разведки был «товарищ Акимов» — 
полковник Андрей Григорьевич Грауэр. Он возглавил организационно-инструкторский 
отдел при Советской контрольной комиссии, который объяснял восточным немцам, 
как им создавать свою разведку. Полковник Грауэр служил в госбезопасности с 
1938 года. Во время войны он руководил отделом по взаимодействию с английской и 
американскими разведками.
 В «Очерках истории российской внешней разведки» сказано, что Андрей Грауэр 
«быстро завоевал симпатии своих немецких коллег-учеников». На самом деле его 
подопечные довольно быстро обратили внимание на странности в поведении 
советского полковника.
 «Он стал болезненно недоверчивым, — вспоминал генерал-полковник Маркус Вольф, 
который тридцать лет руководил разведкой ГДР, — видимо, сказались и 
профессиональная деформация личности, и тревожная атмосфера сталинского времени.
 Мания преследования все отчетливее проявлялась в поведении Грауэра… В конце 
концов Грауэра отозвали в Москву, где к тому времени, конечно, заметили, что он 
перешел границу, отделяющую нормальное поведение от паранойи».
 Но болезненная подозрительность московского полковника привела к тому, что 
своей должности лишился первый руководитель разведки ГДР Антон Аккерман, 
честный и порядочный человек, который воевал в Испании, а затем был 
политэмигрантом в Москве.
 Другие советники с Лубянки научили восточногерманских разведчиков тому, как 
следует работать. Накануне Берлинской конференции министров иностранных дел 
стран-победительниц в январе 1954 года прибывший из Москвы офицер объяснил 
новым коллегам, что им понадобится «малина». Неопытный переводчик растерялся. 
Более искушенный в русском языке и советских реалиях Маркус Вольф пояснил, что 
имеется в виду не ягода, а публичный дом — для вербовки агентуры.
 Указание советника из центрального аппарата КГБ было исполнено: нашли девушек 
легкого поведения, сняли домик в берлинском пригороде, где комнаты оснастили 
подслушивающими устройствами и фотоаппаратами, вмонтированными в лампу на 
потолке. Притащили кинопроектор и порнофильм для развлечения гостей. И стали 
заманивать в «малину» западных немцев.
 После XX съезда аппараты старших советников КГБ в социалистических странах 
превратились в аппараты старших консультантов КГБ при местных органах 
госбезопасности. В 1962 году они были преобразованы в представительства КГБ 
СССР…
 Поток поступающей в центр разведывательной информации был огромным. 
Недостатком ее было нежелание резидентур сообщать то, что могло вызвать 
недовольство центра. Поэтому, когда речь шла о политических делах, картина 
происходящего в мире сознательно искажалась. Агенты писали то, что хотели 
видеть курирующие офицеры, которые платили им деньги. Офицеры, добывающие 
информацию, учитывали пожелания резидента. Тот ориентировался на настроения 
начальства.
 Да и руководство страны фактически не стремилось получить всеобъемлющую 
информацию.
 Полковник Юрий Иванович Модин, который после войны в общей сложности 
проработал около десяти лет в лондонской резидентуре и курировал таких важных 
агентов, как Энтони Блант и Гай Бёрджесс, пишет:
 «Во всех странах секретные службы стараются добыть как можно больше информации 
по самым разным вопросам, затем она оценивается и распределяется между 
различными правительственными организациями. Наши методы работы были совершенно 
иными. Мы всегда получали приказ свыше добывать только определенную информацию».

 Концентрация усилий разведывательного аппарата на каких-то направлениях, 
конечно, помогала добиться конкретного результата. Но лишала политическое 
руководство возможности понимать, что в реальности происходит в мире. Не 
разведывательная информация была исходным материалом для анализа политических 
процессов, а собственные представления Сталина о мироустройстве. От разведки же 
требовалось подтвердить правоту его выводов.
 Сталин был главным (а иногда и единственным) получателем разведывательной 
информации. Но чем дальше, тем меньше престарелый вождь был в состоянии ее 
освоить.
 Поступающий к нему поток бумаг фильтровал его доверенный помощник Александр 
Николаевич Поскребышев.
 Разные люди работали в секретариате Сталина. Одних он выдвинул на повышение, 
от других избавился. Только одного Поскребышева он постоянно держал возле себя.
 Должность Александра Николаевича называлась по-разному. В 1923 — 1924 годах он 
руководил Управлением делами ЦК. С 1924 по 1929 год он был помощником секретаря 
ЦК, затем его сделали сначала заместителем заведующего, а затем и заведующим 
Секретным отделом ЦК (делопроизводство политбюро и личная канцелярия Сталина). 
В соответствии с новым уставом ВКП/б/, который был принят на XVII съезде в 1934 
году, Секретный отдел ЦК переименовали в Особый сектор. Поскребышев был 
назначен заведовать этим сектором решением политбюро от 10 марта 1934 года.