располагалось не там, ина-
че мы бы погибли.
     После отбоя мы с женой начали разбирать завалы.  Я приго-
товил кофе,  и мы просидели вместе до того момента,  когда мне
надо было идти.  - На верховой прогулке я встретился  с  Кана-
рисом. Когда  я рассказал ему о ночных происшествиях,  он раз-
волновался (что было для него очень необычно) и сурово разбра-
нил меня за нежелание сразу же спуститься в подвал. Этим утром
прогулка верхом была не очень удачной.
     Лишь во время завтрака мы заговорили о делах. Мы подробно
обсудили японский военный потенциал и Канарис  попросил  пере-
дать ему мои документы по этому вопросу, чтобы самому их проа-
нализировать. Он также поинтересовался,  не передавал ли Гейд-
рих фюреру  материалы,  которые могут усилить его про-японские
настроения.
     "Нет, насколько я знаю,  нет,  - отвечал я. - Я знаю, что
Гейдрих очень интересуется Японией и довольно хорошо знаком  с
ее историей.  Действительно, накануне русской кампании он при-
казал нескольким эсэсовцам изучить  японский  язык.  Он  хотел
послать 40 из них служить в японской армии, а самим принять на
службу 40 японцев. Позднее он намеревался послать 20 лучших из
нас для выполнения разведывательной миссии на Дальнем Востоке.
Он хотел,  чтобы я изучал японскую историю  и  религию,  госу-
дарственные структуры, влияние католической церкви на японские
университеты.
     Канарис посмотрел  на меня широко раскрытыми глазами.  "И
вы уже все это сделали?" - спросил он.  Я  ответил,  что  нет.
"Весь интерес  к японскому образу жизни пропадает,  когда дело
доходит до так называемого расового принципа," - добавил  я  с
иронией.
     "Что вы имеете в виду?" - поинтересовался Канарис.
     "А вот что.  В штате японского посольства работал сотруд-
ник, пожелавший жениться на немецкой девушке.  Гимлер был про-
тив, Гитлер,  разумеется,  тоже, а Риббентроп - за. Они ходили
вокруг да около несколько месяцев.  Расовые эксперты  исписали
горы бумаги,  и в конце концов, нашли в расовых законах лазей-
ку, которая дала им возможность пожениться".
     Внезапно Канарис спросил с невинным видом:"О чем вы бесе-
довали с вашим японским другом в Стокгольме?" У меня это  выз-
вало чувство  досады,  и я ответил,  что с японцем ни о чем не
разговаривал. Даже,  если бы такой разговор был, я бы стал это
отрицать - и он хорошо это знал. Он должен был понимать, что я
не хочу об этом говорить,  но начал делать вид,  будто  обижен
моим отказом.  "У  вас есть превосходный агент,  работающий на
японцев, вы должно быть, говорили с ним".
     Это была  правда.  У  меня  был  сотрудник  в Стокгольме,
итальянец с  прекрасным  образованием,   вхожий   в   японское
посольство, где он много лет работал переводчиком. Он завоевал
доверие японцев,  и благодаря своему уму,  опыту и  лингвисти-
ческим способностям,  часто получал ценную информацию без вся-
ких стараний.  Действительно,  я увеличил ему плату  во  время
своей поездки  в Стокгольм,  хотя сам с ним и не разговаривал.
Но что же стояло за настойчивым любопытством Канариса?
     Об этом я узнал очень быстро,  во время обеда, на который
был приглашен Гейдрихом накануне.
     Перед обедом  я  коротко доложил ему о своей работе.  Его
особенно заинтересовала история с позорно провалившимися аген-
тами в  Испании,  однако я сумел его убедить в том,  что более
суровые, чем увольнение со службы, наказания создадут для меня
психологические трудности  во взаимоотношениях с подчиненными.
Впервые я рассказал ему о проблемах для сотрудников, возникших
в связи с быстрой, но необходимой реорганизацией отдела. Я по-
лагал, что если кто и заслуживал наказания,  то это мой  пред-
шественник. Эта  колкость подействовала на Гейдриха.  Он знал,
что я не разделяю его отношения к этому  человеку,  независимо
от его мотивов. Он сразу же сменил предмет разговора.
     "Сегодня мы должны многое обсудить, - сказал он. - Лучше,
если мы  сделаем  это за едой,  тогда нам не помешают." Подали
привычную для него пищу - баварский суп,  на котором специали-
зировался повар Гейдриха.
     Гейдрих был до крайности сердечен и,  зная  его,  я  стал
опасаться, что он сейчас, сообщит о моем переводе на Восточный
фронт в наказание за благожелательный отзыв о  докторе  Бесте,
бывшем сотруднике  СД.  Как  бы в ответ на мои мысли,  Гейдрих
сразу же заявил:"Я не в состоянии обойтись  без  вашей  помощи
здесь в Берлине, и я отказался от мысли временно направить вас
на Восточный фронт.  Вам может быть интересно,  что я на самом
деле уже поговорил об этом с Гиммлером, и он решительно высту-
пил против такой идеи. Кажется, вы его протеже. Он заявил, что
любое изменение  ваших  функций должно получить его одобрение.
Хотелось бы знать,  дорогой Шелленберг,  как вам это  удалось.
Однако на вашем месте, я не стал бы так сильно на него рассчи-
тывать.
     (J world not cou