с советским дипломатом и, 
как правило, либо заражены духом космополитизма, европейского превосходства, 
либо еще какиминибудь предрассудками по отношению к нам, иностранцам, а к 
русским — в особенности.
      А история помогает лучше понять современное состояние нации.
      Датчане — небольшой народ, но именно это обстоятельство объясняет, почему 
каждый отдельно взятый ее представитель так болезненно относится к тому, как 
его воспринимают иностранцы. Представители большой нации могут позволить себе 
не беспокоиться по поводу того, как их воспринимают со стороны20.
      К сожалению, я не могу утверждать, что в среде наших загранработников не 
встречались люди, относившиеся к истории страны и местному населению без 
должного уважения. Я сталкивался с эпигонами от дипломатии, равно как и с 
эпигонами от разведки, для которых пределом мечтаний была работа, к примеру, в 
США или — в крайнем случае — в Англии или Франции. Дания, Швеция или там Греция 
воспринималась ими как оскорбительная ссылка. Помните Маяковского? И прочие 
разные шведы… Хотя такая разборчивость некоторых из них мне почеловечески 
понятна: в больших странах большие резидентуры и большой размах работы, а 
значит, и более благоприятные условия для того, чтобы быстрее проявить себя и в 
хорошем смысле слова сделать карьеру. К сожалению, среди этой категории было 
много и таких, для которых США и Англия были нечто вроде «роллсройса» или 
«шевроле», которым можно похвастать у себя в Москве перед «задрипанными» 
«Москвичами» и «Жигулями».
      Глубоко уверен в том, что если ты едешь в страну работать (пусть не 
обязательно шпионить, а, к примеру, заниматься бизнесом, учиться или торговать),
 то должен если не полюбить местное население, то хотя бы относиться к ним с 
подобающей терпимостью. Иначе ты просто «пройдешь по касательной», и все 
своеобразие культуры, обычаев, порядков и мышления людей останется для тебя 
terra incognita, и ты можешь считать, что твоя командировка прошла впустую. И 
конечно же надо не забывать соблюдать элементарное правило не судить о стране 
пребывания со своей родной колокольни. Чтобы добиться успеха в чужой среде, 
надо попытаться завоевать ее доверие, понравиться.
      Прав был Честерфилд, когда говорил: «Большинство искусств требует 
длительного изучения и усердия, но самое полезное из всех искусств — искусство 
нравиться — требует только одного — желания».
      А вообщето мне, конечно, приходилось видеть и премьеров, и членов 
кабинета министров, и известных артистов и политиков, и королеву Маргарет и ее 
элегантного супруга, датского принца и французского графа де Монпезан. Не хочу 
сказать о них ничего предосудительного или негативного, но они были за 
пределами моего круга связей и потому большого интереса для меня не 
представляли. А потому особенно глубокого следа в моей памяти не оставили. Смею,
 однако, утверждать, что всеми ими владеют такие же мысли и страсти, какие 
сидят внутри каждого из нас, но их статус диктует им более строгие рамки 
поведения, нежели те, которые годятся для любого из их подданных и подчиненных. 
Это особенно верно для скандинавов, где высокое положение более обязывает, чем 
возвышает.
      Кстати, о принце. Когда датская принцесса в начале 60х достигла 
совершеннолетия, то она чисто посовременному решила свою личную проблему. По 
окончании гимназии она поехала отдыхать в Приморские Альпы и совершенно 
случайно встретила там своего принца, который был бедным, но порядочным графом. 
Их роман длился недолго, и скоро они сыграли свадьбу. Француз переехал в 
Амалиенборг, чтобы стать еле заметной тенью своей крупной и рослой супруги, 
напоминающей нам, русским, Елизавету I. Тенью, потому что никакими правами на 
датскую корону он не располагает, даже если его супруга по какимлибо причинам 
перестанет быть королевой. В любом случае наследственными правами на трон будут 
обладать их общие дети. Граф де Монпезан, со своей стороны, не проявляет ни 
малейшего желания, чтобы както изменить свое положение, и живет замкнутой 
жизнью, воспитывая своих детей и увлекаясь охотой.
      Помнится, както в первый день Рождества я рано встал и поехал 
прогуляться с дочкой по центральным улицам города. На Бредгаде, расположенной в 
непосредственной близости от королевского замка, никого не было. Полюбовавшись 
на Мраморный собор с его самым объемным в Европе куполом и задержавшись на 
минутку у порталов русской православной церкви Александра Невского, я обнаружил 
появившегося изза угла джентльмена примерно моего возраста, державшего за руки 
двух маленьких мальчишек. Подойдя поближе, я увидел, что мальчишки были 
зачарованы огромным заводным СантаКлаусом, мчавшимся на санях с огромным 
мешком за спиной. В элегантно, но скромно одетом мужчине я узнал датского 
принцаотца, который, вероятно, воспользовался безлюдным часом, когда все 
подданные еще спят беспробудным сном, переваривая в туго набитых желудках 
шинку21, для того чтобы спокойно показать сыновьям праздничные витрины.
      Мальчишки, судя по расстроенным выражениям, не хотели отходить от витрины 
до тех пор, пока отец не раскошелится на понравившуюся игрушку. Отец терпеливо 
объяснял наследникам датского престола, что магазин закрыт и что он обещает 
купить СантаКлауса чуть позже. Поравнявшись с королевской семьей, я сказал с 
русским акцентом «гу дэ». Принц как ни в чем не бывало раскланялся со мной с 
привет