неприязненно относился к Добрынину и Громыко. Дело в том, что накануне 
кризисной ситуации советский министр иностранных дел заверял хозяина Белого 
дома, что СССР поставляет на Кубу только мирную технику, не представляющую 
никакой угрозы безопасности США. И вообще Советский Союз не будет предпринимать 
никаких внешнеполитических шагов, которые бы осложнили советско-американские 
отношения накануне промежуточных выборов в Соединенных Штатах. Советский посол, 
естественно, вторил своему министру. После получения документальных данных о 
советских ракетах на Кубе в Белом доме заявления Громыко и Добрынина 
расценивали как преднамеренную ложь. Об этом много говорилось в американской 
прессе. Во время дискуссии за «круглым столом» в январе 1989 года в Москве М. 
Банди и Т. Соренсен открыто подтвердили в присутствии Громыко и Добрынина, что 
последние лгали президенту Кеннеди.
 Третий вопрос. Почему помощники президента Кеннеди — П. Сэллинджер, А. 
Шлезингер и другие — в своих книгах скрывают истину о том, что предложения о 
мирном улаживании ракетно-ядерного конфликта сделал президент Кеннеди, и пишут, 
что впервые они, эти предложения, якобы были получены от советника посольства 
СССР Фомина? Даже в тексте на мемориальной табличке в ресторане «Оксидентал» в 
Вашингтоне можно прочитать следующей «В напряженный период кубинского кризиса 
(октябрь 1962 года) таинственный русский мистер „X“ передал предложение о 
вывозе ракет с Кубы корреспонденту телекомпании Эй-би-си Джону Скали. Эта 
встреча послужила устранению угрозы возможной ядерной войны».
 Здесь я хочу рассказать о том, как появилась эта табличка. О ее существовании 
я слышал давно. Но впервые точный текст получил от академика А. А. Фурсенко во 
время заседания «круглого стола» по карибскому кризису в Москве 28 января 1989 
г. В тот же день я спросил присутствовавшего на дискуссии Скали, почему на 
табличке выгравирован искажающий правду текст? Скали ответил, что не знает, кто 
увековечил нашу встречу, и что предварительно текст ему не показывался.
 В 1990 году я написал письмо Скали, в котором по просьбе кинорежиссера Андрея 
Стапрана высказал идею, что неплохо было бы создать совместный 
советско-американский документальный фильм к тридцатой годовщине карибского 
кризиса. В этом письме я поднял также вопрос о необходимости исправить надпись 
на табличке. Однако в своем ответном письме Скали ни словом на обмолвился об 
этом.
 В первой половине сентября 1992 года я был в Вашингтоне со Стапраном. Он 
снимал там часть кадров к своему фильму. Кинорежиссер хотел воспроизвести мои 
встречи со Скали 26 октября 1962 г. в ресторане «Оксидентал» и в кафе отеля 
«Статлер». Скали, сославшись на запрет телевизионной компании Эй-би-си, 
отказался сниматься вместе со мной.
 А. Стапран снимал меня в ресторане за столом, над которым висит мемориальная 
табличка. Я был один. Стул, на котором должен был сидеть Скали, пустовал. Я 
спросил управляющую заведением Джоун Данофф, кто предложил установить табличку 
и составил текст для нее. Она ответила, что не знает, но сказала:
 — Уверена, все интересующие вас сведения о ней вы можете получить у Джона 
Скали, так как без его участия табличку не могли установить.
 Мне кажется, что в ближайшее время эта табличка исчезнет из ресторана так же 
загадочно, как она и появилась там.
 Попробую доказать, рассуждая объективно, неправильность утверждений Джона 
Скали и других американских деятелей, которых я упоминал, и высказать 
собственное суждение, почему сотрудники Белого дома пошли на искажение истины.
 По своему невысокому служебному положению Д. Скали и А. Фомин, особенно если 
сравнивать их с главами СССР и США, не могли взять на себя столь серьезную 
ответственность за предотвращение надвигавшегося военного конфликта  [19]  . 
Лишь два человека, располагая необходимой властью, могли принять кардинальное 
решение о прекращении ракетно-ядерного кризиса — это президент США Джон Кеннеди 
и председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев.
 Весьма возможно, толчком для принятия решения руководителями могла послужить 
моя первая встреча с Д. Скали 26 октября в ресторане «Оксидентал», где мы 
«проиграли» вариант развития событий, согласно которому за вторжением войск США 
на Кубу мог последовать захват армиями СССР и ГДР Западного Берлина. Но лишь 
толчком — не более. Причем первый импульс исходил от Кеннеди. И это понятно. 
Ведь содержание нашей беседы, как точно установлено, было немедленно доведено 
до президента Кеннеди. Сообщение же Хрущеву не направлялось, и, естественно, он 
не мог на него отреагировать.
 Допустим невероятное: Хрущев якобы по своей инициативе составил точно такие же 
условия мирного урегулирования карибского кризиса. Но тогда он, несомненно, 
направил бы их президенту США через посла Добрынина.
 Остается только один человек — хозяин Белого дома, кто, ознакомившись с 
содержанием первой беседы Скали с Фоминым, мог немедленно прореагировать на нее.
 Что он и сделал. Президент быстро сформулировал условия разрешения кубинского 
кризиса и поручил Скали срочно встретиться со мной еще раз и от имени 
«высочайшей власти США» передать их руководству Советского Союза. Что Скали и 
исполнил на второй встрече со мной в кафе отеля «Статлер».
 Тогда почему близкие к Кеннеди деятели в своих воспоминаниях искажают истину и 
пишут, что инициатива исходила от советской стороны?
 Думаю, что причина станет понятна, если вспомнить, сколь напряженная, 
буквально сумасшедшая, обстановка сложилась в США 26 октября. Под влиянием 
пропагандируемого в стране культа силы шовинистические, воинственные круги уже 
предвкушали вторжение на Кубу и быструю победу над Кастро.
 До промежуточных выборов в Конгресс оставалось десять дней. В этих условиях 
президент Кеннеди, очевидно, посчитал невозможным открыто, публично, в прессе