значительно раньше, чем в США.
 Вашингтон особенно беспокоило то, что Советский Союз получил изрядную фору для 
создания своей водородной бомбы. Этот вопрос обсуждался 9 марта 1950 г. в 
специальной подкомиссии Совета национальной безопасности, которая рекомендовала 
президенту США, чтобы производство водородной бомбы считалось делом 
чрезвычайной срочности. На следующий день президент Трумэн принял решение о 
всемерном развертывании работ по термоядерной бомбе.
 А у Лондона в это время возникли другие заботы.
 Известно, что сведения о том, что работавший в Харуэлле Фукс — советский агент,
 англичане получили от ФБР. Это же после суда над Фуксом 6 марта сказал в своем 
заявлении в палате общин премьер-министр К. Эттли: «За Фуксом время от времени 
велось наблюдение. Только осенью 1949 года англичане узнали от американцев, что 
во время войны имелась утечка секретных материалов из Лос-Аламоса. МИ-5 сразу 
установила, что Фукс был источником утечки. Служба безопасности действовала 
быстро и эффективно и арестовала его».
 Однако американцы были не согласны, что английская служба контршпионажа 
действовала эффективно. ФБР было недовольно тем, что МИ-5 не могла поймать 
Фукса с поличным, когда он передавал материалы представителю советской разведки.
 Американцы спрашивали: почему английская контрразведка так благодушно 
относилась к опасному советскому агенту в течение долгого времени? Почему она 
позволила Фуксу с самого качала работать над атомной бомбой?
 В прессе высказывалось предположение, что в руководстве МИ-5 тоже есть 
советские шпионы, которые прикрывали деятельность Фукса и разрешали ему 
работать на самых секретных объектах. Такая версия крепла, и дело дошло до того,
 что начали подозревать самого начальника советского отдела английской 
контрразведки Роджера Холлиса. Все это осложняло сотрудничество не только между 
американскими и английскими спецслужбами, но и партнерство Вашингтона и Лондона 
в области атомной энергии.
 В мировой прессе появились статьи, инспирированные, судя по всему, 
спецслужбами США, которые преследовали цель вызвать у советских властей 
отрицательное отношение к Фуксу. В них утверждалось, что ученый в последние 
годы идейно переродился и критически относился к политике СССР. Авторы других 
материалов старались, наоборот, настроить Клауса против советских товарищей. В 
них утверждалось, что руководители разведцентра в Москве обозлены на Фукса за 
то, что он во всем признался на следствии, и считают его предателем. Не 
останавливались спецслужбы США и перед такой грубой клеветой: советская 
разведка, мол, сознательно пожертвовала Фуксом, возможности которого уже были 
будто бы полностью использованы, ради того, чтобы ухудшить англо-американские 
отношения и тем самым ослабить их военно-экономический нажим на СССР.
 По этическим соображениям в беседах с Фуксом после его освобождения не 
затрагивался вопрос о том, почему он во время допросов говорил о своих идейных 
колебаниях, не одобрял внешнюю политику СССР в последние годы. Почему он это 
делал? Здесь напрашивается двоякое объяснение.
 Во-первых, за время сотрудничества с советской разведкой вплоть до ареста, то 
есть в течение восьми лет, жизнь Клауса Фукса проходила под воздействием двух 
диаметрально противоположных политических сил. С одной стороны, на него давила 
все возрастающая антисоветская пропаганда, резко обострившаяся в период 
«холодной войны». С другой — сильно влияли прочные социалистические и 
антифашистские убеждения. С 1942 года Фукс по соображениям конспирации не читал 
левую прессу, тщательно скрывал свои социалистические взгляды и симпатии к СССР.
 Поэтому его, так сказать, идеологический заряд постепенно убывал, и у агента, 
вполне вероятно, могли возникнуть идейные колебания.
 Во-вторых, над Фуксом постоянно висела угроза смерти. Высказывая свои сомнения,
 признавая свою вину, чистосердечно раскаиваясь, он спасал свою жизнь… И его 
можно понять.
 Первые месяцы тюрьмы оказались для Фукса тяжелыми. Стояла зима. Давила 
холодная камера-одиночка. Вначале тюремная администрация и заключенные считали 
его предателем, и Фукс опасался, что его могут убить. Он работал вместе с 
уголовниками, шил мешки, в свободное время много читал: журналы по физике, 
книги по философии и классическую художественную литературу. Это спасало от 
мрачных мыслей.
 Когда заключенные поняли, что Фукс является добрым, умным человеком, они стали 
обращаться к нему за советами. Позднее он организовал курсы по повышению 
грамотности. Вел уроки по всем предметам. Хорошо к Фуксу стал относиться и 
тюремный персонал, который видел, что своей рассудительностью и хорошим 
поведением ученый способствует поддержанию дисциплины и порядка в тюрьме.
 Зимой 1957/58 года по нашей просьбе в Лондон приезжал отец Клауса — Эмиль Фукс.
 Он несколько раз навестил сына. Они обсудили возможность возвращения Клауса в 
ГДР после отбытия заключения в Англии.
 Девять с половиной лет провел Фукс за решеткой. 24 июня 1959 г. он был 
досрочно освобожден за примерное поведение.
 За два-три месяца до этого в лондонских газетах появились сообщения о том, что 
английское правительство хотело, чтобы Фукс, выйдя из тюрьмы, продолжал 
заниматься научно-исследовательской работой в одном из университетов Англии или 
Канады. Как вариант обсуждалась также возможность послать его в Западную 
Германию.
 Но Фукс настоял на том, чтобы из тюрьмы его отвезли в лондонский аэропорт. На 
рейсовом польском самолете он отправился в Восточный Берлин — столицу ГДР. 
Своим решением ученый перечеркнул все сплетни англо-американских средств 
массовой информации о его идейном перерождении.