орбиту свыше пятисот миллионов населения, распространив сферу своего действия 
на громадную территорию, от Тзяньцзина, Шанхая и Кантона через Абиссинию до 
Гибралтара…»

 В 1938 году, после Мюнхена, опасность войны для СССР усилилась. В мае 1938 
года при прощании с отъезжающим в Берлин новым послом, А. Ф. Мерекаловым, 
Сталин сказал ему: «До серьезной войны хоть бы продержаться четыре-пять лет».
 21 апреля 1939 года Мерекалов был вызван в Москву и приглашен в Кремль, в 
кабинет Сталина. В присутствии Молотова, Микояна, Ворошилова, Кагановича, Берии 
и Маленкова Сталин спросил его:
 — Товарищ Мерекалов, вот скажи, пойдут на нас немцы или не пойдут?
 Из ответа Мерекалова вытекало, что пойдут, и это случится через два-три года. 
Как записал Мерекалов в своих воспоминаниях, реакция Сталина была положительной.
 Обсуждения не состоялось. Сталин поблагодарил полпреда и сказал, что тот может 
быть свободен.
 С этого времени внешняя политика Сталина подчинялась новой сверхзадаче — 
выигрышу времени. Если англичане и французы ради попытки «умиротворения» 
Гитлера пожертвовали Чехословакией, которую они обещали защищать, то почему же 
Советскому Союзу ради выигрыша времени не пожертвовать Польшей, перед которой у 
нас нет никаких обязательств и антисоветская политика которой была хорошо 
известна? Было бы наивным думать, что, вырабатывая свою новую политику, Сталин 
опирался только на слова Мерекалова. Но и они сделали свое дело.
 1939 год. В XX веке нет другого года, ознаменованного таким количеством тайных 
переговоров, запутанностью ситуации и неожиданным финалом — вспыхнувшим 
пламенем Второй мировой войны.
 С марта 1939 года велись англо-франко-советские переговоры. Как известно, они 
ни к чему не привели, не только из-за «злой воли» Сталина, но и потому, что он 
знал то, чего не знали или не хотели знать многие другие.
 От Маклейна, Бёрджеса и из других источников поступали сведения о секретных 
англо-германских переговорах.
 Еще в ноябре 1938 года Чемберлен зондировал почву, чтобы продолжить путь 
мюнхенского соглашения и открыть дорогу к совместному англо-германскому 
соглашению о разделе сфер влияния.
 В июне 1939 года министр иностранных дел Англии, лорд Галифакс, заявил, что 
«готов обсуждать любое немецкое предложение».
 Английский посол в Берлине, Гендерсон, заявил своему собеседнику, немецкому 
статс-секретарю Вайцзеккеру, что Англия готова вести переговоры по ряду 
вопросов, в том числе и об обеспечении «жизненного пространства».
 7 июня 1939 года в Лондоне посланец Геринга, Вольтат, вел секретные переговоры 
о сотрудничестве двух держав, базирующемся на идее «раздела сфер влияния», 
причем Восточная и Юго-Восточная Европа по этой идее отходили к Германии. 
Аналогичные переговоры он продолжил 18 и 21 июля с главным секретарем 
премьер-министра Чемберлена, сэром Горасом Вильсоном, фактическим творцом 
внешней политики Англии, а 20 июля — советником Чемберлена, сэром Д. Беллом, и 
министром торговли Хадсоном.
 И все это происходило в то время, когда в Москве шли англо-франко-советские 
военные переговоры о взаимной помощи.
 В разгар переговоров, 3 августа 1939 года, «третий мушкетер», Бёрджес, сообщил 
о том, что британские начальники штабов «твердо убеждены, что войну с Германией 
можно выиграть без труда и что поэтому нет необходимости заключать пакт об 
обороне с Советским Союзом».
 Более того. В игру вступил уже не только посланец Геринга, Вольтат, но и сам 
его хозяин. Английский посол в Берлине, сэр Невиль Гендерсон, докладывал в 
Лондон 21 августа 1939 года: «Приняты все меры для того, чтобы Геринг под 
покровом тайны прибыл в среду, 23-го. Все идет к тому, что произойдет 
историческое событие, и мы ждем лишь подтверждения с немецкой стороны» .
 Вот еще два сообщения Бёрджеса, переданные в Москву в августе 1939 года:

 «Из разных бесед о наших задачах, которые я имел с майором Грэндом, с его 
помощником подполковником Чидсоном, с Футманом и т.д., я вынес впечатление в 
отношении английской политики, — писал Бёрджес. — Основная политика — работать 
с Германией во что бы то ни стало и, в конце концов, против СССР. Но эту 
политику нельзя проводить непосредственно, нужно всячески маневрировать… 
Главное препятствие — невозможность проводить эту политику в контакте с 
Гитлером и существующим строем в Германии… Чидсон прямо заявил мне, что наша 
цель — не сопротивляться германской экспансии на Востоке».


 «Во всех правительственных департаментах и во всех разговорах с теми, кто 
видел документы о переговорах, высказывается мнение, что мы никогда не думали 
заключать серьезного военного пакта. Канцелярия премьер-министра открыто 
заявляет, что они рассчитывали, что смогут уйти от русского пакта 
(действительные слова, сказанные секретарем Гораса Вильсона)».

 Мог ли после этого Сталин доверять официальным заявлениям Чемберлена и 
Галифакса о готовности подписать соглашение о взаимной помощи? Конечно, нет. И 
понятно, что переговоры закончились ничем, тем более что, как выяснилось, ни 
английская, ни французская делегация не имели официальных полномочий на ведение 
переговоров. Они были прерваны.