армия не жалеет денег на мотомеханизацию…, энергично проводит реорганизацию 
войск и вооружений. В этом отношении  ни одно государство не может угнаться за 
Советским Союзом. 
  Мотомеханизация может только в том случае дать эффект, если будут подходить 
топографические условия театра войны и налажены тыловые органы… Они имеют 
богатое вооружение по этой линии, а мы почти ничего,  у нас должна возникнуть 
серьезная тревога. 
 Далее Кавабэ отмечает стремительный рост механизации Красной армии, а затем 
пишет:  «Красная армия особенно большие надежды в будущей войне возлагает на 
военно-воздушные силы, Нас особенно поражает то, что с каждым годом создаются 
новые типы тяжелых бомбовозов большой мощности». 
 Ниже он касается усиленной подготовки СССР к химической войне и отмечает: «В  
нашем распоряжении очень мало разведывательных материалов, касающихся 
подготовки СССР к химической войне, в особенности его подготовки к нападению». 
 Кавабэ пишет о значении пятилетнего плана в деле перевооружения СССР:  «Не 
подлежит сомнению, что по линии военной промышленности СССР освободился от 
иностранной зависимости…» 
 Сталин, наверное, с удовлетворением и гордостью подчеркнул эти строки. Его и 
всей страны муки были не напрасны.
  «Весной 1932 года было шесть самолетостроительных заводов и четыре завода по 
продуцированию моторов, которые выпускают в год 7000 самолетов и 21000 моторов».
 
 (Оставив на совести г-на Кавабэ эти цифры, скорее всего сообщенные ему в 
порядке дезинформации, и даже представив, что они завышены в несколько раз, 
заметим, что в 2002 году Вооруженные Силы России получили один самолет и один 
вертолет!)
 Свой доклад Кавабэ заключает:  «За последнее время Военная академия РККА стала 
проповедовать другую доктрину, заключающуюся в том, чтобы с самого первого 
момента войны предпринять активное выступление, нанести сокрушительный 
вооруженный удар неприятельской армии и сразу же после этого самым энергичным 
образом начать идеологическую войну, добиваясь полного сокрушения врага… Я хочу 
решительно подчеркнуть ошибочность мнения, существующего у японского военного 
командования о том, что Красная армия придерживается до настоящего времени тех 
же стратегических взглядов, что и десять лет тому назад»  (то есть расчета на 
помощь пролетариата враждебной страны. —  И.Д.). 
 Последний абзац Сталин отчеркнул на полях. Трудно сказать, пришел ли он и сам 
к такому выводу. Во всяком случае, официальная советская пропаганда чуть ли не 
до самого начала Великой Отечественной войны делала упор на то, что мы можем 
рассчитывать на солидарность «братьев по классу». Хотя, судя по отдельным 
замечаниям и репликам Сталина, надо полагать, что сам он уже так не думал.
 15 марта 1934 года Артузов направил Сталину перехваченный доклад командира 
роты инженерного батальона, капитана Танака Макото, производившего в июле 1933 
года обследование восточной части КВЖД и примыкающей к ней части Уссурийской ж. 
д.
  «Обследование производилось в целях выяснения наиболее уязвимых мест 
упомянутых ж. д. участков с точки зрения возможности их разрушения в случае 
наступления Красной армии со стороны Владивостока и отступления 
маньчжуро-японских войск на Запад». 
 Сталин подробно ознакомился с документом, подчеркнул все его строки. Он, 
видимо, остался не очень доволен, и у него возникли вопросы, с которыми он 
вернул письмо отправителю «т. Артузову. В чем должны состоять меры 
предупреждения взрывов и вообще диверсий? Кто их вырабатывает? Кто их проведет? 
И. Сталин».
 Ответов на эти вопросы в деле нет, а письмо 20 июня 1935 года расписано 
Артузовым Слуцкому с резолюцией «К делу».
 11 марта 1934 года зампред. ОГПУ Ягода доложил Сталину «документальный 
агентурно изъятый японский материал, направленный военным атташе в Турции в 
адрес Генерального штаба Японии в Токио.  Документ представляет оценку 
возможности использования мусульманских государств по линии 
военно-стратегических мероприятий против СССР, а также соображения по поводу 
проведения необходимых мер в мирное время». 
 Доклад военного атташе произвел впечатление на Сталина, результатом чего стала 
его резолюция: «Т. Радеку. Не стоит ли опубликовать может быть с некоторыми 
пропусками? И. Ст.». Ответ Радека: «Дорогой товарищ Сталин! Не зная наших 
переговоров с ними и нашей оценки военной опасности, я стесняюсь иметь суждение 
о целесообразности печатания. Печатание документа имеет одно преимущество: 
показывает опасность стране и миру. Но это можем достигнуть и другими 
средствами, в то время как напечатание — вещь очень острая. Если считаете 
нужным печатать, то, думаю, что лучше без сокращения. Сокращать стоит, если бы 
надо было выбросить для нас неподходящее, а такого не нашел. Жду указаний. 
Сердечный привет К. Радек. 17 марта». Резолюция Сталина: «В мой архив». Тем 
дело и закончилось.
 17 декабря 1934 года за подписью заместителя наркома внутренних дел Прокофьева 
Сталину поступила  «…добытая агентурным путем копия донесения японского 
генконсула во Владивостоке Ватанабе в адрес японского министра иностранных дел: 
„Наблюдения в связи со слухами о японо-советской войне“. Сталин подчеркнул в 
этом документе строки о том, что «каждый год возникали новые слухи в различной 
формулировке». Но теперь речь идет уже о том, что не Япония нападет на СССР, а 
«Советскому Союзу следовало бы взять инициативу в свои руки». Называется ряд 
причин этого, которые Сталин выделил. «7.  Увеличение советских войск. 2. Мощь