касавшимися Ливана, и прекратил дальнейшую слежку. К тому же его агентам надо 
было сконцентрироваться более чем на двух десятках личностей, имевших отношение 
к чисто ливанским делам.
 Англичане так этого, конечно, не оставили и решили взять Филби на компромате. 
Надо полагать, Киму было известно о слежке, ведущейся за ним. К слову говоря, 
ведь и Элеонора, в бытность свою как жена Брюера, была в курсе «негласного 
наблюдения».
 Прилетевшие из Лондона два сотрудника службы безопасности подвергли его 
перекрестному допросу. Из задававшихся вопросов ему стало ясно, что им известно 
о его нелегальной деятельности. Да и его ответы были несколько противоречивы. 
Однако англичане не могли арестовать Кима на чужой территории и не имели 
оснований рассчитывать на его выдачу им ливанскими властями, поскольку ни 
ночные поездки на такси, ни посещение лавки со сладостями, ни даже не совсем 
лояльное отношение к далекой Англии не считались в Ливане нарушением закона.
 Тем не менее Филби превратился в комок нервов и чувствовал, что проиграл. 
Какие возможности оставались у него? Он нуждался в деньгах и должен был 
обеспечить жену и маленьких детей. Продолжать заниматься репортерской 
деятельностью он уже не мог, да и знал, что будет со дня на день уволен 
газетным издательством. Выбор оставался весьма ограниченным: самоубийство или 
бегство. И он решился бежать. Впоследствии полковнику Джалбуту удалось найти 
человека, видевшего, как Ким в сопровождении двух незнакомцев поднялся на 
русский корабль «Долматов», который вышел из гавани Бейрута 24 января с 
наступлением рассвета курсом на Одессу.
 С момента исчезновения мужа Элеонора придерживалась выжидательной тактики по 
отношению к британскому посольству. Лишь получив-«инструкцию» Кима покинуть 
Ливан на борту чешского самолета, она решила обратиться за помощью в посольство 
и проинформировала его сотрудников о полученных ею письмах. В мае по 
согласованию с ливанскими властями она с двумя детьми, не привлекая к себе 
внимания, покинула Бейрут. Добравшись до Англии, Элеонора оставила детей у 
родственников Кима, а сама направилась в Нью-Йорк, чтобы навестить дочь Анну, 
перебравшуюся в США к своему отцу Брюеру. Когда она через некоторое время 
возвратилась в Англию, то была на грани нервного срыва и уединилась.
 1 июля английское правительство, опасаясь возможной пресс-конференции Филби в 
Москве, от которой не ожидало ничего для себя хорошего, потребовало от нее 
официального заявления по делу мужа. В последовавшем затем коммюнике было 
сказано, что Филби действительно был «третьим человеком» в истории 
Берджесса-Маклина и еще «до 1946 года сотрудничал с русскими». Как раз в это 
время разразился скандал с Профьюмо, произведший шоковое воздействие на 
английскую общественность. В парламенте премьер-министр Гарольд Макмиллан и 
лидер лейбористов Гарольд Уилсон яростно скрестили шпаги. Из рядов оппозиции 
раздавались жесткие требования внести полную ясность в дело Филби, 
сопровождавшиеся выкриками, что Макмиллан либо мошенник, либо идиот, а может, 
то и другое сразу.
 Премьер-министр, который из соображений секретности ничего не мог сказать в 
свое оправдание, лишь проговорил:
 – Полагаю, что парламент представляет всю опасность ответа на подобные вопросы.

 Однако только после того, как Макмиллан объяснил Уилсону всю деликатность этой 
аферы, тот заявил о готовности оппозиции прекратить публичные дискуссии, исходя 
из государственных интересов.
 30 июля газета «Известия» сообщила, что Советский Союз предоставил Филби 
политическое убежище.


Примечание А. Даллеса

 Когда Эдвард Шихен заканчивал в 1964 году подготовку этого рассказа к печати, 
он высказал предположения, которые были затем подтверждены целой серией статей, 
опубликованных двумя ведущими английскими газетными издательствами. В них, в 
частности, говорилось о том, с каким шумом приняли Филби в советском обществе.
 Ныне уже не подвергается сомнению тот факт, что Ким вплоть до бегства 
Берджесса и Маклина считался весьма перспективным сотрудником британской 
секретной службы и при нормальных условиях вполне мог стать ее шефом. Если бы 
Берджесс и Маклин не навлекли на себя подозрений и Филби не пришлось обеспечить 
их бегство, поставив себя в критическое положение, ничто бы не помешало его 
дальнейшей блестящей карьере.
 В этих статьях утверждалось, что кропотливый анализ материалов начала 60-х 
годов, проведенный специалистами контрразведки, позволяет сделать вывод, что 
Филби в течение долгого времени занимался шпионской деятельностью в пользу 
Советов, которая была внезапно прервана в Бейруте. Несмотря на все свое 
искусство убеждения, он не смог привести необходимых доводов, которые бы 
опровергли эти обвинения. (Имеется в виду допрос, учиненный ему сотрудниками 
службы безопасности в Бейруте, о чем говорилось выше.) И это обстоятельство 
побудило его к бегству.
 Осенью 1967 года было опубликовано фото Кима на Красной площади, сделанное 
сыном, посетившим его в Москве. Тогда же прошел слух, будто бы он сказал парню:
 – Теперь я нахожусь дома.
 Случай с Филби показывает, что русские посчитали необходимым дать его делу 
огласку, поскольку бомба, как говорится, взорвалась и стали известны мельчайшие 
подробности. Пригласив его сына в Москву, они рассчитывали вбить еще один клин