подозрение, передав в последнюю радиосвязь несколько дополнительных букв. 
Вообще-то в конце радиограмм иногда передаются так называемые буквы-наполнители,
 поэтому наш «контролер» не стал тут же отключать рацию от сети. Поскольку он 
не мог каждый раз лично присутствовать во время сеансов радиосвязи, которые 
проводили радисты Лауэрс и Джордан, то предложил заменить их своими радистами.
 Я тут же вызвал к себе этого «контролера». Он утверждал, что не знает точного 
значения переданных Лауэрсом дополнительных букв. Какого-то определенного 
смысла вроде бы в них не было. Аргументов «за» или «против» у нас тоже не 
имелось, поэтому они решили подождать, как отреагирует Лондон.
 Чтобы выяснить, что же в действительности произошло, я подключил Хунтермана, 
который был в хороших отношениях с радистами из полиции общественного порядка и 
самим Лауэрсом. В ходе этого расследования было установлено, что 
радисты-полицейские относились к Лауэрсу, пожалуй, слишком доверительно. 
Обстановка во время сеансов радиосвязи была весьма непринужденной, так что к 
предписанным мной кофе и сигаретам добавилась своеобразная дружба, что могло 
стать опасным.
 От разговоров с Лауэрсом я пока воздержался, чтобы не показать ему 
появившегося у нас подозрения. Таким образом, все должна была решить реакция 
Лондона. И хотя никаких явных признаков подозрительности с той стороны не 
последовало, мы все же решили отстранить Лауэрса и Джордана от радиоигры.
 При этом мы использовали старый трюк, предложив подключить «резервного 
оператора», против чего Лондон не возражал. Таким образом, у ключей 
радиопередатчиков оказались радисты из нашей полиции. Привлечение резервных 
радистов Лондон оценивал положительно, поскольку подпольная деятельность всегда 
связана с риском, и с «отключением» радиста приходилось считаться каждую минуту 
по самым различным причинам.
 Воспользовавшись удачным опытом, мы в дальнейшем к ключам радиопередатчиков 
агентов-радистов уже не подпускали. При очередном аресте мы просто сажали к их 
рациям своих людей. Конечно, все же приходилось считаться с возможной 
предварительной записью их «почерка» на стальную проволоку или граммофонную 
пластинку в Лондоне, и тогда в случае, если бы он изменился, могло легко 
возникнуть подозрение.
 По характеру удара, скорости передачи и другим личным особенностям радистов 
опытное ухо может различить их даже по слуху, как и музыканты различают без 
труда игру различных, скажем, пианистов по манере их исполнения.
 Если бы радиоцентр союзников применил все меры безопасности и страховки, 
использование подставных радистов вряд ли представилось бы возможным. Поскольку,
 однако, первые же наши попытки сошли благополучно, что свидетельствовало об 
отсутствии должной бдительности у противника, мы пошли на этот риск.
 О беспечности Лондона свидетельствует хотя бы тот факт, что в радиоигре 
«Нордполь» мы задействовали четырнадцать каналов связи, которые работали более 
или менее продолжительное время, и обслуживали их всего шесть 
радистов-полицейских.
 В ту весну мы собрали богатейшие сведения о планах и подготовке противника, 
методах его работы по внедрению агентуры и сбросу различных грузов, а также по 
использованию кодов и ведения радиообмена. Что касается сброса грузов, то оно 
осуществлялось зачастую «вслепую». Если бы противник своевременно вскрыл нашу 
радиоигру, то ему пришлось бы в срочном порядке менять свои методы и 
организационный порядок, что потребовало бы огромных усилий и многих жертв.
 Принятая союзниками практика сбрасывать грузы только по предварительному 
уведомлению, имела катастрофические последствия. Это решение, проводившееся в 
жизнь тупо и не допускавшее исключений, наряду с другими оплошностями и 
ошибками противника, придало операции «Нордполь» драматический характер.
 Если бы в Голландию без всяких уведомлений и предупреждений выбросили 
контрольную группу для наблюдения за результатами доставки грузов, мыльный 
пузырь всей нашей операции моментально лопнул бы. Такую возможность мы 
учитывали, поэтому действовали максимально осторожно и без зазнайства. К тому 
же мы постоянно исходили из того, что каждое полученное или переданное 
радиосообщение могло оказаться последним.
 О характере взаимоотношений союзников с подпольем свидетельствует тот факт, 
что в период с 29 мая по 26 июня 1942 года с предварительным уведомлением было 
сброшено три агентурные группы, причем Эбенэцер и «Трампет» должны были их 
принять. Вот как это проходило.
 Операция «Бетрут» (через Эбенэцера): агенты Парлевлет и ван Стеен приземлились 
на парашютах 29 мая вблизи Стеенвика. Они должны были провести инструктаж по 
новому прибору «Ойрек», установлению опознавательных огней для самолетов, 
обеспечению радиосвязи по плану «Сведе».
 Операция «Парснип» (через «Трампет»): агенты Ритсхотен и Бьюйцер сброшены на 
парашютах 22 июня под Холтеном. Их задача – организация саботажа в районе 
Оверисселя и установление радиосвязи по плану «Спинах».
 Операция «Марроу» (через Эбенэцера): агенты Джамброис и Буккенс приземлились 
26 июня под Стеенвиком. Задание – организация вооруженных выступлений 
подпольщиков в Голландии и вхождение в радиосвязь по плану «Марроу».
 Задачи групп «Бетрут» и «Марроу» имели столь большое значение для развития и 
углубления нашей радиоигры, что я хочу остановиться на них более подробно.
 Агентов группы «Бетрут» Парлевлета и ван Стеена после приземления тепло 
приветствовали «подпольщики» – голландские сотрудники нашей полиции 
безопасности. Арестовали их уже днем. В ночное же время «комитет по приему» 
имел возможность в доверительной беседе со вновь прибывшими уточнить их задачи.
 Подобная игра и впоследствии проводилась весьма успешно. Таким образом, нам