вермахта Шеммеля, работающего в транспортном отделе верховного 
главнокомандования. Фамилия Шеммель не была выдуманной, поскольку такой офицер 
существовал в действительности и работал в названном отделе, хотя, естественно, 
не имел ни малейшего представления о своем двойнике. В целях безопасности 
Гейдрих отослал его в длительную командировку в восточные районы.
 Мне было ясно, что эта игра затрагивала интересы высокой политики и вызывала 
пристальное внимание Лондона. Нельзя было допустить ни одной ошибки, дабы не 
вызвать у англичан подозрения. Поэтому я попросил подготовить для меня 
мельчайшие подробности биографии этого Шеммеля. К несчастью, он имел привычку 
носить монокль. Так что и мне пришлось привыкать к моноклю. Меня 
проинформировали во всех подробностях об «оппозиции», и я выучил наизусть имена 
всех ее участников и взаимосвязи между ними. Затем я выехал в Дюссельдорф и 
поселился на служебной квартире, чтобы быть ближе к голландской границе. Агент 
Ф-479 был проинформирован о приезде капитана Шеммеля из Берлина и получил 
указание подготовить его встречу с офицерами британской секретной службы.
 20 октября 1939 года от него пришло сообщение: «Встреча назначена на 21:10 в 
Цутфене в Голландии». Меня должен был сопровождать один из моих сотрудников, 
введенный в курс дела. Мы еще раз проверили свои паспорта, документы на 
автомашину и удостоверились, что о нашем появлении на пограничном переходе 
немецкая пограничная полиция и таможня оповещены.
 Рано утром на следующий день мы выехали на автомашине в сторону голландской 
границы. Осенний день был пасмурным, а небо затянуто облаками. Переход границы 
прошел без осложнений. Голландские таможенники были очень внимательными, но и 
там все обошлось благополучно. На месте встречи нас ожидал вместительный 
«бьюик». Мы подъехали к нему вплотную, вышли из автомашины и представились в 
обычном порядке. Затем я расположился рядом с английским капитаном Бестом, 
который сидел за рулем «бьюика» и тоже носил монокль. Мой сопровождающий поехал 
за нами на нашей автомашине. Капитан Бест безукоризненно говорил по-немецки и, 
казалось, хорошо знал Германию. Очень быстро у нас установилось хорошее 
взаимопонимание, в особенности когда мы заговорили о музыке. Он рассуждал столь 
увлекательно, что я даже на какое-то время забыл о цели своей поездки. Когда же 
мы приехали в Арнхейм и к нам присоединились майор Стивене и лейтенант Коппер, 
мы перешли к делу.
 – В высших офицерских кругах Германии создалась сильная оппозиция 
гитлеровскому режиму, – такими словами начал я беседу. – Я послан в качестве ее 
представителя. Имя руководителя оппозиции, речь идет о генерале, я в настоящий 
момент назвать не могу. Цель оппозиции – устранение Гитлера силой и образование 
нового немецкого правительства. И нам хотелось бы выяснить, какую позицию 
займет британское правительство по отношению к контролируемому вермахтом 
немецкому имперскому руководству и какие предварительные условия оно готово 
предъявить в случае возможного заключения договора о мире.
 Британские офицеры заверили меня, что лондонское правительство чрезвычайно 
заинтересовано в любых устремлениях по устранению Гитлера и придает большое 
значение тому, чтобы воспрепятствовать дальнейшему расширению войны и как можно 
скорее заключить мирный договор. Британская секретная служба готова оказать 
любую поддержку офицерской оппозиции, но не уполномочена заключать уже сейчас 
какие-либо политические договоренности. Они, впрочем, надеются, что на 
следующей встрече смогут более конкретно сказать о заверениях британского 
правительства. С министерством иностранных дел уже установлена необходимая 
связь, которое со своей стороны проинформирует кабинет министров.
 Таким образом, доверительная основа была установлена. Мы договорились о новой 
встрече, которая должна была состояться 30 октября в помещении британской 
секретной службы в Гааге. Большое значение придавалось тому, чтобы на этой 
встрече появился руководитель оппозиции или же один из генералов. После этого 
мы распрощались.
 Той же ночью я выехал в Берлин, чтобы доложить начальству о встрече. На 
основании моего сообщения было принято решение игру продолжить. В следующие дни 
я провел часть своего свободного времени в доме друга отца – профессора де 
Крини, директора психиатрического отделения берлинской университетской клиники. 
Меня уже давно принимали в этом доме как родного сына. «А почему бы мне не 
рассказать ему о нашей голландской затее, – подумалось мне, – и не испросить 
его совета?» Де Крини был австрийцем по происхождению и ведущим врачом вермахта.
 У меня даже мелькнула мысль, что де Крини мог бы вместе со мной поехать в 
Гаагу и сыграть роль «правой руки лидера оппозиции». У него был импозантный вид,
 хорошая политическая подготовка и прекрасное образование. А его австрийский 
акцент наверняка вызовет определенное доверие. Выслушав меня, он тут же дал 
свое согласие.
 29 октября мы опять отправились в сторону голландской границы. Но перед этим 
договорились об условных знаках в ходе переговоров. Если я сниму монокль левой 
рукой, он должен будет немедленно прекратить разговор, чтобы предоставить слово 
мне. Если же я проделаю это правой рукой, значит, он активно поддержит меня в 
ходе переговоров. В случае же, если я стану жаловаться на головные боли, 
переговоры следует тут же прервать.
 Ровно в двенадцать часов дня мы прибыли в Арнхейм на обусловленный перекресток.
 Но наши партнеров почему-то не было видно. Мы подождали полчаса, затем еще 
пятнадцать минут. Я предложил медленно проехать по улице. Но и это не дало 
никаких результатов. Де Крини стал немного нервничать, как вдруг к нашей машине 
направились двое голландских полицейских. Один из них спросил, что мы здесь 
делаем. Я ответил, что мы ждем знакомых. Полицейские посмотрели на нас с 
недоверием и предложили пройти в полицейское отделение.